Взятие Мистры было омрачено грабежами и жестокостями, привычными в ходе вековых столкновений турок и клефтов-майнотов. Турки, запросив капитуляции, по рассказу Рюльера, «мирно складывали оружие, и в это время «самое свирепое племя майнотов спустилось со склонов гор и начало грабить и убивать турок без различия пола и возраста. Последние в ужасе бежали из крепости и устремились в церковь. Архиепископ и все духовенство в облачениях и с крестами умоляли этих разбойников не осквернять храм»[95]. По рассказу Баркова, турки, закрепившись в крепости, защищались семь дней, но, лишенный воды, 8 марта 3,5-тысячный гарнизон капитулировал. «При сем случае, – сообщает Барков, – не мог я удержать майнотов от наглости и кровопролития, при котором, в нарушение капитуляции, убито в предместии более 1000 турок и разграблены имения… С великим трудом и опасностию едва удалось мне сберечь начальников с остатками пленного гарнизона, который роздан был от меня по домам жителей греков по дальнейшей о них резолюции»[96]. Эти жестокости так напугали турок, что в дальнейшем они отказывались от капитуляции и держались до конца.
Первоначальные успехи повстанческих отрядов, взятие Мистры вскоре сменились неудачами – последовало поражение у Триполицы (Триполис), под Модоном, что объяснялось как малочисленностью десанта, так и отсутствием дисциплины и недостатком военной подготовки среди восставших. Участие майнотов наводило ужас на население. Память об этом осталась надолго и откликнулась даже в поэзии Джорджа Байрона. В кратком предисловии к поэме «Гяур» поэт избирает временем действия «Пелопоннесское восстание майнотов с участием русских, когда в феврале 1770 г. русская эскадра, (фактически имевшая целью отвлечение турецкой армии с Дунайского фронта), прибыла в Коронский (ныне Мессенский) залив». В законченном виде, продолжает Байрон, рассказ должен был заключать в себе «историю невольницы, брошенной, по мусульманскому обычаю, в море за неверность, за которую мстит молодой венецианец, ее возлюбленный. Событие. это отнесено к тому времени, когда Семь Островов[97] были под властью Венеции и вскоре после того, как арнауты были прогнаны из Мореи, которую они опустошили несколько времени спустя после вторжения русских. Отпадение майнотов после того, как им не дозволили разграбить Мистру (Мизитру), помешало предприятию русских и привело к разграблению Мореи, во время которого жестокость, проявленная всеми, была беспримерной даже в летописях правоверных[98].
«Отпадение майнотов после того, как им не дозволили разграбить Мизитру, помешало предприятию русских…», – пишет английский поэт. Действительно, попытки русских офицеров остановить жестокости и грабежи приводили к ссорам предводителей повстанцев с Орловым. Жестокости греков к пленным и гражданскому населению значительно осложнили последующие действия союзников в Морее, вынудив турок к упорному сопротивлению. И хотя, воодушевленные успехом Баркова, в его лагерь стали стекаться греки и к концу марта численность восточного легиона возросла до 8 тысяч человек[99], успехи сменились неудачами.
29 марта (9 апреля) в районе Триполицы в Аркадии совместный отряд из около 600 русских и более 7 тысяч греческих повстанцев потерпел поражение от турок, потеряв около 2000 человек, и вынужден был отойти к Мистре, а вскоре оставить и ее. После ухода русских войск город был захвачен и разорен албанскими отрядами. Повстанцы, несмотря на их многочисленность, были слабо организованы и плохо вооружены, они нуждались в опытных инструкторах и контингентах регулярных русских войск. К тому же имевшиеся небольшие по численности десантные войска использовались неправильно. Вместо того чтобы подкрепить греческие силы, действовавшие во внутренних районах Мореи, они, вместе с наиболее боеспособными из греков – маниотами, – безуспешно осаждали турецкие крепости на юге полуострова.