– Юнкер Шульц, довольно считать мух! – Резкий голос фон Радена вывел Карла из раздумий.

Он оглянулся вокруг, приметил не охваченную вниманием кавалеров толстуху в розовом платье и двинулся в её сторону.

Ещё месяц назад ничего скучнее и неприятнее бальной повинности для Алексея не было. И время, проведённое на куртагах и балах, он почитал бесславно погибшим.

Самое обидное, что, в отличие от караулов и прочих хозяйственных и служебных мероприятий, посещение балов не было обязательным для всех. Для этой цели отбирали стройных, высоких, миловидных и «отменно в танцах упражняющихся». Ладыженский подходил по трём пунктам из четырёх, о чём не переставал горько сожалеть два последних года.

Балы кадеты посещали не ради развлечения. Повинность была не лучше караула – юношам вменялось… танцевать с дамами, которые не пользовались популярностью у кавалеров. И сопровождающий офицер, надзиравший за этим отрядом галантности, строго смотрел, чтобы никто из молодых людей от дела сего не уклонялся и дам востребованных на танец не приглашал.

Вот и сейчас пары выстроились для менуэта, и Алексей уж было порадовался, что, похоже, все дамы при кавалерах, как заметил княжну Путятину, скромно жавшуюся в уголке. И вздохнул тяжко. Отлынить не удастся – вон, фон Раден уже смотрит сурово.

Алексей пересёк зал и поклонился княжне. Та покраснела. Она всегда краснела так мучительно, что изборождённое оспой лицо становилось бурым. Бедняжка была на редкость некрасива: длинный нос, узкое личико, близко посаженные глаза и большой тонкогубый рот. И оспа… Оспа, способная превратить в чудовище даже красавицу.

Алексей жалел её – не повезло бедняжке. Впрочем, танцевать с княжной ему даже нравилось: с ней не нужно было вести беседу – от волнения девица сильно заикалась и оттого расстраивалась до слёз. Но иногда во время танца, о чём-то задумавшись, она начинала двигаться свободно и грациозно, и танцевать с ней становилось даже приятно.

В соседней паре какой-то разодетый, как павлин, кавалер вёл незнакомую барышню. Видно, недавно выезжать начала – Алексей знал в лицо уже всех завсегдатаев. Недаром посещал эту каторгу по пяти раз в месяц.

Он взглянул снова: какая осанка, прямо королева! И движения мягкие, плавные… За эти два года он научился отличать врождённую грацию от механичной заученности.

Хорошо бы, у неё на следующий танец кавалера не оказалось. Алексей вновь взглянул на незнакомку. Глаза их встретились, и он чуть улыбнулся ей.

Проводив княжну Путятину назад в её уголок, Алексей вернулся на отведённое кадетам место возле музыкантов. Нашёл взглядом барышню с королевской осанкой – разумеется, она была приглашена. Он усмехнулся своему разочарованию – похоже, эта выставка любочестия начинает ему нравиться. Кто бы мог подумать!

Алексей заметил полную немолодую даму и уже собрался идти в её сторону, когда рядом прозвучал голос, от которого сердце провалилось вниз, и сбилось дыхание:

– Позволите пригласить вас?

В одно мгновение он забыл обо всём, и о скуке бала, и о суровом лице фон Радена, и о дурнушках, и о прелестницах. Она…

Поспешно, точно дама могла передумать, он схватил протянутую руку. Поклонился. Под тягучие, томные звуки изысканного менуэта Алексей пожирал её взглядом. Какое прекрасное, божественно прекрасное лицо! Кожа, словно атла́с, глаза огромные, глубокие, будто бурная океанская бездна, в которой он всякий раз терпел крушение; нежная гибкая шея, тонкая и хрупкая, и трогательная родинка над левой ключицей.

…Впервые Она пригласила его шесть недель назад на маскараде. Тогда Алексей не видел её лица, только стройный стан, прекрасные глаза в прорезях маски и дивную улыбку. Потом был бал у Оболенских, и