Через полтора года Пола стала моей женой.

Мы поселились в Локсбурге и взялись за ремонт старого дома управляющего угольной компанией, где давно уже никто не жил. Шесть его спален в будущем предназначались для веселых ребятишек, поэтому стены решено было покрасить в яркие цвета, которые наверняка понравятся обитателям детских. Пусть сам я так и не смог сбежать из города, но надеялся обрести тут семейное счастье и вырастить сыновей и дочерей, которые выпорхнут в мир, а потом вернутся и расскажут мне о своих приключениях, пока по дому будут бегать уже их дети.

Мы с Полой привели дом в порядок четыре года спустя. Нас по-прежнему было всего двое.

Но куда спешить? Нам обоим лишь недавно перевалило за тридцать. Мы были еще молоды.

На прошлой неделе Поле исполнилось сорок два года. В день ее рождения мы отправились в Харрисбург, куда приехал с гастролями театр. Давали «Отверженных». Пола – медсестра что надо, настоящий толковый профессионал, но и она не лишена сентиментальной жилки, которая залегает не так уж глубоко. Во время спектакля жена извела целую пачку бумажных носовых платков, а потом в дело пошел и рукав. Я невольно ухмыльнулся, но вскоре – если только мне не почудилось – мы оба оцепенели, когда прозвучала реплика главного героя о том, что у него нет детей. Услышав ее, я застыл в кресле, надеясь, что эти слова скоро забудутся, как и те мгновения, когда мы с женой смотрели по телевизору какой-нибудь ситком, где родители жалуются на своих отпрысков, или шли мимо витрины с детскими вещами, или проезжали рекламный щит с милым карапузом, держащим маму за руку.

Если у вас нет детей, все будто нарочно напоминает об этом, особенно в маленьком городке. В мегаполисах жизнь устроена иначе, но в провинции уважают большие семьи и недоумевают, видя бездетные пары. Даже каждая комната нашего дома, который так и не дождался появления детей, теперь будто насмехалась над нами. Однако переехать означало бы признать поражение, что будет почти так же болезненно, как потерпеть его.

Лишь однажды Пола спросила, сильно ли я разочарован, что у нас нет детей. И лишь однажды я солгал ей. Сразу после того, как она, задав этот вопрос, вдруг расплакалась и принялась винить себя в наших проблемах. Тогда-то я и сказал:

– Это совершенно для меня неважно. Честное слово.

Год или два назад мы пришли к негласному решению и стали брать дополнительную работу: она – у себя в больнице, а я – в мастерской. Еще я стал чаще ходить на рыбалку. Вступил в добровольную пожарную команду. И набрал двадцать фунтов, потому что, вернувшись с вызовов, мы с парнями-пожарными обычно пили пиво. Я стал выглядеть почти как любой мужик примерно моего возраста из наших краев: обтянутый фланелевой рубашкой живот через пару лет начнет нависать над кожаным ремнем, удерживающим потертые до голубизны джинсы, а видавшая виды бейсболка прикрывает макушку, шевелюра над которой вот-вот начнет редеть. Слишком часто, глядя в зеркало, я думал: «Ну вот, Нейтан, ты и докатился. Стал тем, кем клялся не становиться никогда в жизни». А потом я начал избегать своего отражения.

Почти пятнадцать лет подряд мы с Полой надеялись обзавестись потомством, следовали всем рекомендациям, читали бесчисленные статьи, посещали врачей-специалистов. А потом, не признаваясь в этом друг другу, молча сдались, отказались от мечты, которая для многих так легко становилась реальностью.

И пусть мы не сумели посмотреть правде в глаза, но хотя бы нашли себе другие занятия.

Как-то после обеда я возвращался с озера Лорел, и телефон выдал сигнал из трех нот, предшествующий сообщению пожарного департамента. Я удивился: в охотничьих угодьях штата, откуда я только-только выехал, всегда были проблемы с сотовой сетью.