Пола отошла и собралась было сесть на диван, но я показал ей на стул. Мне хотелось, чтобы мы сидели лицом к лицу и могли смотреть друг на друга.

– Что случилось?

Вернувшись домой, я без конца прокручивал в голове все случившееся и гадал, как поведать о нем Поле. У меня было несколько часов, чтобы продумать свой рассказ и попрактиковаться в нем, но все же, когда настало время говорить, получилось как-то невнятно. И все же я решил не останавливаться: авось дальше дело пойдет более гладко.

– На чердаке… помнишь тот старый оружейный шкаф?

– Ну да.

– В нем около двух миллионов долларов.

– Ты банк ограбил?

– Сомневаюсь, что во всех банках Локсбурга, вместе взятых, наберется такая сумма.

– Пожалуй, ты прав.

– Но на чердаке лежат два миллиона. Наличными.

Пола засмеялась.

– Спорим, вы сегодня гуляли всей пожарной командой? – спросила она. – Я ехала мимо бара «У Макси», там акция: два напитка по цене одного. Зная тебя, можно подумать, что ты купил восемь по цене четырех! Молодец, герой. Заслужил.

– Пола, по-твоему, я пьян?

На мгновение она включила свой медсестринский взгляд, чтобы всмотреться в меня.

– Вроде нет.

– Тогда слушай. Когда я вбежал в горящий дом, там был мешок. Набитый деньгами.

– Чьими деньгами?

– В комнате никого не было. Я оказался там первым. Ну и спрятал мешок в кузове. А потом привез домой.

– Но зачем ты взял деньги? Разве место им не в полиции?

– Полиция о них понятия не имеет. И никто другой тоже. Только ты.

– Чьи это деньги?

– Мои.

– Нет, не твои.

– Теперь мои. Через десять минут после того, как я выбрался из дома, там одни угольки остались.

– Но деньги ведь кому-то принадлежат.

– Наверное, это навар от продажи наркотиков. Если отдать деньги копам, они запустят туда лапы, а потом перешлют остатки дальше, какому-нибудь политикану, который сделает то же самое.

Пола встала. Взяла свою сумочку и ключи от своей машины.

– Так, давай-ка вместе поедем в участок. Прямо сейчас. Скажешь, что не сообразил сразу, как поступить. И что ты был…

– Я не собираюсь отдавать деньги.

– Они не твои! Это неправильно!

Я не сдержался и фыркнул.

– Тут не может быть никакого «правильно» или «неправильно». Как вышло, так и вышло. Я тут шесть часов просидел в размышлениях.

– У меня есть право голоса?

– Конечно, есть. Только пойми: если я сдам сейчас деньги, меня арестуют. А если и не арестуют, из пожарной охраны точно выгонят.

– Ты же волонтер, так что какая разница.

– А если об этом узнают у меня в мастерской, что тогда? Я тебе скажу: меня уволят.

Заметив, что она призадумалась, я решил поднажать:

– Во всем городе станут называть меня вором. Я сделал выбор, и теперь надо с этим жить. Там два миллиона долларов, которые…

– Ты их пересчитал?

– Нет. Побоялся. Вдруг там GPS-маячок или какой-нибудь дистанционный датчик. Поэтому и запихнул мешок с деньгами в оружейный шкаф, он ведь из стали в полдюйма толщиной. Через такую никакой сигнал не пройдет. Но вначале я по-быстрому подсчитал пачки.

– И что ты намерен делать? Ходить по городу и тратить чужие деньги направо и налево?

– Выждать пару недель и уехать из Локсбурга. Мы всегда можем сказать, что переезжаем во Флориду.

– Слушай, это просто наша семейная шутка! Мы никогда всерьез не собирались никуда ехать. Что мы там забыли, во Флориде? Наша жизнь здесь.

– Наша жизнь! – Я буквально выплюнул эти слова, и они прозвучали неожиданно зло. – Я работаю на заводишке, который вечно на грани закрытия. Это, по-твоему, жизнь? Дрянная работа, дрянной городок и дрянное будущее…

На этом месте я осекся. Еще чуть-чуть, и мы ступим на опасную почву, заговорим о вещах, в которых боялись признаться друг другу, и почти все они касались нашей бездетности. Каждый день мы будто исполняли некий танец. Если на глаза нам попадались отец с сыном, которые проводили время вместе, Пола отвлекала меня каким-нибудь вопросом, и я поступал так же, если в магазине мы вдруг оказывались среди товаров для младенцев. Это стало для нас второй натурой.