Тишина.

– Одевайся. У нас 50 минут, чтобы исчезнуть.Потом он швырнул бутылку в стену. Стекло разлетелось, как хрустальный дождь. – Я уже сделал выбор. 200 лет назад. Он бросил пистолет на кровать.

– Почему?Я не двигалась. Мой взгляд скользнул по его сжатым челюстям, капле виски на воротнике, дрожащим пальцам. И вдруг я поняла: – Ты не мог выстрелить. Не вопрос. Факт.Роберт вздрогнул , будто я ударила его. Его глаза – обычно ледяные— вспыхнули. – Не надо. Я встала и шагнула к нему. Слишком близко.

– Настя…– его голос сорвался – хриплый, сдавленный.Мои пальцы сами потянулись к его лицу. Я остановила их в сантиметре от кожи. Он замер.

Но под этим… жар. Жар, который разливается по жилам, когда он смотрит на меня так, будто я – последняя граница, которую он не может переступить.И в этот момент все встало на свои места: меня тянет к нему не просто так. Это злость – потому что он запер меня. Это страх – потому что он может убить.

– Веди, – прошептала я.

На удивление нас выпустили с территории базы подозрительно легко – слишком легко. Ворота распахнулись без обычной проверки документов, часовые лишь бросили на нас беглые взгляды. Воздух пахнул свободой, но вместе с ним ко мне подкралось смутное предчувствие – будто мы прошли сквозь невидимую паутину, и теперь невидимые нити тянутся за нами, дрожа от каждого порыва ветра.

Роберт сунул мне тактическую форму – поношенную, пахнущую порохом. Комбез висел на мне мешком, скрывая очертания тела, рукава закрывали пальцы – будто я маленькая девочка, нарядившаяся во взрослую войну. На выпускном пункте меня даже не досмотрели – то ли сработал статус Роберта, то ли кто-то свыше уже выписал нам иной маршрут.

Всю дорогу он был напряжён как струна. Его обычно зеленые глаза теперь напоминали два куска обсидиана – твёрдые, непроницаемые. Скулы резко выпирали под натянутой кожей, губы сведены в тонкую белую полоску. Когда он стискивал руль, его костяшки белели, а на запястьях проступали синие прожилки вен.

Машина продиралась сквозь чащу, ветви царапали крышу, оставляя на стекле призрачные следы. Лес вокруг был прекрасен и пугающ одновременно – старые дубы шептались кронами, будто предупреждая об опасности, а в просветах между стволами мелькали тени, двигавшиеся не в такт нашему движению. Меня начало знобить – не от холода, а от странного чувства, будто кто-то невидимый провёл ледяным пальцем вдоль позвоночника.

– Поговорим? – мой голос прозвучал хрипло, будто после долгого молчания.Когда мы вырвались на трассу и машина набрала скорость, я набралась смелости:

– Поговорим, – его ответ повис в воздухе, тяжёлый, как предгрозовая тишина.Роберт резко дёрнул головой, словно вынырнув из глубины своих мыслей:

– Роберт, наверное, я уже заслужила правду… – мои пальцы сами собой потянулись к его руке, но остановились в сантиметре, не решаясь прикоснуться.Я перевела дух, чувствуя, как под рёбрами колотится что-то живое и испуганное:

Он резко вдохнул, так сильно, что его плечи приподнялись, а пальцы впились в руль до побеления костяшек.

– Заслужила всё это больше, чем кто-либо другой, – его голос дрогнул, словно тонкая струна, затронутая невидимой рукой. Когда он повернулся ко мне, в его взгляде читалась безграничная нежность, смешанная с какой-то древней печалью – будто он смотрел на меня сквозь толщу веков.

Дождь начал стучать по крыше машины, сначала робко, потом всё настойчивее. Капли рисовали на стекле причудливые узоры, напоминающие руны забытого языка.

– Роберт… мне приходили видения. Как воспоминания…– мои пальцы непроизвольно сжали ткань комбенизона. – Я уже поняла, что существуют разные миры, но… это не укладывается у меня в голове. Во снах ко мне приходит Морвен – он настолько реален, что я просыпаюсь с его запахом на коже. И я видела воспоминания Айлин… её мир…