Ничто в монастыре Преподобного Луки не напоминает о пребывании здесь этой византийской владычицы, как, впрочем, и какой-либо другой. Застой атмосферы греческих монастырей (исключая Афон, где еще пребывает в состоянии усталости тысячелетняя душа Византии) отображает не только одну определенную эпоху, но существование вне времени. В монастырях погружаются не в прошлое, а в умиротворенность, из которой прошлое изъято. Вода в фонтане монастыря Преподобного Луки омывает античный мраморный рельеф, а в стенах его церкви сохранились бойницы 1821 года. Но для сравнивающей все с землей внемирской умиротворенности монастыря обе эти эпохи в равной степени далекие и забытые…
Мы покинули монастырь Преподобного Луки после завтрака у отца Агафангела под плющом среди жужжания пчел и благоухания роз. Однако на обратном пути в Ливадию нас снова застала сильная гроза, так что мы промокли до нитки. Тем не менее мы были вознаграждены величественным зрелищем. Дорога, по которой мы ехали, проходила между горами, и их тяжелые массы полностью закрывали горизонт. Дождь сопровождался тяжелыми раскатами грома, а густые клубы тумана, будто выходившие из земли, напоминая вулканические пары, образовывали белые моря, из которых мощные вершины Геликона и Дирфы поднимались, словно во время всемирного потопа…
Свежесть тенистой Темпейской долины
Никакая другая местность не была воспета так, как Темпейская долина. Древние греки и римляне считали ее райским местом, чем-то вроде дохристианского Эдема, где природа собрала все свое очарование. О ней мечтали словно о месте пребывания достойном богов, которых представляли спускающимися вслед за Иридой с крутых склонов Олимпа, чтобы отдохнуть в ее прохладе, а нимфы Пенея услаждали их своим пением. Римляне называли Темпейскую долину frigida Tempe, а Гораций, несмотря на то, что ни разу не побывал здесь, часто воспевает ее в своих «Одах». Это был неиссякаемый источник песен и легенд. Убив Пифона в Дельфийской пещере, Аполлон прибыл в Темпейскую долину омыть свое тело от черной крови чудовища, и поэтому дельфийская феория (священное посольство) приходила сюда раз в восемь лет, чтобы срезать ветви священного лавра, которыми венчала чело победителей в Пифийских играх…
Во всех этих классических приподнятостях воображение мое извивалось, словно плющ вокруг древесного ствола, создавая неповторимую волшебную картину, при созерцании которой всякая другая естественная красота казалась беднее. Но что предстояло мне увидеть в действительности? Этот вопрос я с некоторым беспокойством задавал самому себе, когда автомобиль, который вез меня в Темпейскую долину, пересекал Лариссейскую равнину, отыскивая дорогу в полях между неровностями земли, которые вынуждали его покачиваться, как лодку в бурю. Может быть, поэты слишком приукрасили действительность, и было бы лучше вообще не видеть ее, чтобы сохранить навсегда прекрасную мечту?
Темпейская долина оказалась не такой, как я представлял ее. Я мечтал увидеть приятную, идиллическую местность, полную ковров из зелени, кристально чистые воды, катящиеся с ленивым наслаждением, покрытые цветами лужайки в освещении русого солнца, светлые полеты белых голубей, благоуханный воздух… Действительность оказалась очень непохожей: она была не менее прекрасна, но в красоте ее не было ничего волшебного: она была впечатляюща. После моего посещения Темпейской долины я лишился мечты, но обрел действительность, которая стоила этой мечты, а, возможно, даже превосходила ее…
Пока не окажешься в Темпейской долине сам, ничто того не предвещает.