В кабинет заглядывает Рылеева Анастасия Матвеевна: «Коня, завтрак стынет!».

Я открещиваюсь от завтрака: «Матушка, у нас разговор с Мишелем».

Анастасия Матвеевна: «Михаилу Александровичу надо сил набираться. А без еды откуда силы возьмутся?».

Михаил Бестужев: «Дражайшая Анастасия Матвеевна, мы чуть позже с Кондратием Федоровичем позавтракаем».

Я соглашаюсь с другом: «И отобедаем заодно».

Анастасия Матвеевна: «Тогда я пошлю к вам Ефима. Велю ему чаю вам подать».

Я: «Ефима зовите, матушка! Пусть несет нам квасу с хлебом да капустки квашеной». (Анастасия Матвеевна уходит.)

Михаил Бестужев: «Кондратий Федорович, вам бы попробовать пьесы сочинять. Дело стоящее».

Я возражаю: «В пьесе ВСЮ жизнь человека не перескажешь».

Михаил Бестужев (смеется): «А в стихах?».

Я замираю в состоянии торжества (сейчас докажу, что поэзия – это целая вселенная): «Стихи – картина души поэта. Глядя на нее, многое открывается».

Мишель в тот момент со мной не согласился, но ты, родная, знаю, не можешь не разделить мою точку зрения: поэзия – значительная часть твоей натуры. И, хотя наши стихи отличаются (твои – радуга, мои – гроза; «Не лира мне дана,… а острый меч»), в союзе Близнецовых Пламен это не играет существенной роли. Признаюсь, затрепетал, когда увидел строки, записанные твоей рукой: