Офицер в очках: «Когда?!».

Миллер: «Было дело. По неосторожности. Всё обошлось, слава Богу».

Я дружелюбно усмехаюсь: «Эх ты, и убить-то не сумел. А еще знаток оружия!».

Офицер в очках: «Ну-ка, ну-ка, Миллер, расскажите, что за история!».

Миллер: «Я купил ружье у мужика, который откопал его в степи из кургана. Стал осматривать ружье, чтобы удостовериться: не заряжено. Рылеев стоял напротив. Комнатка, где мы находились, маленькая – три шага. Сначала я дул в отверстие ствола, затем попросил Рылеева приложить руку к затравке. Спрашиваю: «Ну как?» Отвечает: «Воздух проходит свободно». Тогда я взвожу курок и прошу Рылеева посторониться. А он вдруг засмеялся: «Стреляй! Стреляй из пустого ружья. Я стоял уже дважды против пистолетных пуль, так не приходится прятаться от заржавленного ружья. Спускай курок!» В это мгновенье «небо обрушилось» – раздался страшный грохот и сверкнул огонь. Что вы думаете? – заряд крупной волчьей дроби врезался в деревянную стену чуть-чуть выше левого плеча Рылеева».

Офицер в очках: «Похоже, судьба лелеет и хранит Вас на каждом шагу, Кондратий Федорович. Завидую Вам! Ни вода, ни огонь Вас не берут!».

Моя бравада решала многое в те годы, я хорохорился и бросал вызов пространству, не задумываясь о вариантах жизненного пути.

Ответствую товарищам: «Что же тут мудрёного? Я уверен, что судьба никогда не перестанет покровительствовать тому гению, который ведет меня к славной цели».

После этого моего заявления, офицеры плотно обступают меня.

Косовский: «Но в чем же заключается эта цель? Пожалуйста, откройтесь, если не всем сразу, то хотя бы одному по выбору. Вы молчите? Дурного же Вы мнения о своих товарищах! А, может, среди нас и нашелся бы такой, который смог бы умно обсудить с Вами Ваши идеи, лишь бы они клонились к пользе».

Офицер в очках: «Да, бросьте, Александр Иванович! Я не верю, что Кондратий Федорович попал на счастливую мысль. Как благородный человек, он не стал бы таить сокровища от друзей».

Я: «Собираюсь ехать туда, где люди живут и дышат свободно».

Косовский: «А куда бы, например, ехать?».

Я (безапелляционно): «В Америку! (Офицеры недоуменно переглядываются.) Непременно в Америку! Я собираюсь купить там участок земли и положить основание колонии независимости. А кто из вас захочет жить по собственному произволу и не быть в зависимости от подобных себе, забыть о том, что такое русское лихоимство и беззакония, тех я приму с распростертыми объятиями».

Офицер в очках: «Нелепая затея».

Косовский: «Колония независимости – пустая фантазия. Для этого нужны большие средства, да и охотников ехать в такую колонию среди дворян не сыщешь».

Я начинаю терять терпение: «Господа, вы или не в состоянии, или не хотите понять, куда стремятся мои помышления. Умоляю вас, услышьте меня! Отечество ожидает от нас общих усилий для блага страны! Души с благородными чувствами постоянно должны стремиться ко всему новому, лучшему, а не пресмыкаться во тьме. Вы видите, сколько у нас зла на каждом шагу, так будем же стараться уничтожать его и всё переменять на лучшее! Не подчиняться никому – наше право. Надо стремиться к равенству вообще и идти путем здравого рассудка».

Офицер в очках (обращается к Миллеру и Косовскому, пытаясь найти в них поддержку): «Нет, нет! Он смеется над нами! Он силится доказать нам красоту того, чего не существует. Пустословием Рылеев прикрывает свою нелюбовь к службе, а из нас каждый чист совестью».

Я (ох, и слеп же был): «Вижу, мне предстоит множество трудов! Жаль только, не имею сотрудника. Потребуется много силы воли, чего ни в одном из вас я не замечаю».