Анализ сложившейся обстановки завершался четким выводом: «страна идет к кризису». Этот вывод лег в основу политической работы по подготовке к 30-й годовщине образования первой компартии Кубы, которую должны были отмечать 16 августа. Именно рядовые коммунисты на местах становились организаторами комитетов по освобождению монкадистов, добивались расширения своих рядов, активизировали политические акции по освобождению повстанцев, инициировали новые формы массовых выступлений. Весть об этом дошла и до самих узников. Их настрой передал в письме на волю Фидель Кастро.

«Заинтересованность большинства наших сограждан в том, чтобы мы вышли на свободу, проистекает из прирожденного чувства справедливости, чувства глубокого, гуманного, свойственного народу, который не является и не может быть равнодушным. Вокруг этого чувства, ставшего неодолимым, развязана настоящая оргия демагогии, оппортунизма, лицемерия и злой воли. Что думаем мы, политические заключенные, обо всем этом? – таким вопросом, возможно, задаются тысячи граждан, а может быть, и не один из деятелей режима. В данном случае интерес особенно велик, потому что речь идет о тех, кто был в Монкаде, кого до сих пор не включили ни в одну из амнистий, кто является объектом всех надругательств и гвоздем всех проблем. Речь идет о тех, кого больше всего ненавидят, или, быть может, больше всего боятся».

От имени всех томящихся в тюрьме соратников Фидель с негодованием отверг требование диктатуры «признать режим» (на том основании, что Батиста теперь – «законно избранный» президент) как предварительное условие принятия закона об амнистии. «Предлагающие это подлецы, – писал он, – полагают, что за 20 месяцев изгнания или тюремного заключения на острове мы под действием самых жестоких мер, принятых против нас, утратили стойкость. С доходных и удобных местечек в правительстве, которые им хотелось бы сохранить навечно, они имеют низость разговаривать подобным образом с теми, кто, будучи в тысячу раз честнее их, похоронен в застенках тюрьмы. А пишущий эти строки вот уже 16 месяцев изолирован в одиночной камере, но у него достаточно сил, чтобы не терять своего достоинства. Наше заключение противоправно. Наша личная свобода есть неотъемлемое право, принадлежащее нам как гражданам, родившимся в стране, которая не признает никаких хозяев. Силой можно отобрать у нас это и все другие права, но никогда и никому не добиться, чтобы мы согласились ими пользоваться ценой недостойного компромисса. Словом, за наше освобождение мы не отдадим ни крупицы нашего достоинства, нашей чести».

Комитеты по освобождению монкадистов в своих действиях были последовательны, активны и настойчивы. В Матансасе этой работой руководил Хосе Смит Комас, будущий командир авангарда повстанцев с «Гранмы», в Камагуэе – Кандидо Гонсалес, будущий адъютант Фиделя, в Орьенте – Франк Паис. Особое значение комитетов состояло в том, что, превратившись де-факто в низовые ячейки Движения 26 июля, они оказались достаточно могущественными, чтобы навязать правительству свою политическую волю – дать свободу монкадистам. Их политическое кредо – видеть в лице монкадистов признанных народом лидеров массового движения, направленного против режима.

Именно в этот момент пришло из тюрьмы письмо Фиделя Кастро, адресованное соратникам по борьбе, находящимся на свободе. Чрезвычайно своевременно. Это был важный момент в поляризации общественных сил: низовым ячейкам Движения предстояло определить свое место в борьбе, овладеть на практике ее стратегией и тактикой. Письмо нацеливало Движение на отказ от каких бы то ни было компромиссов с режимом. Политический ориентир у народных масс один – продолжение борьбы вплоть до гражданской войны, если она окажется неизбежной. Было ясно, что режим военной диктатуры, не изменивший своей природы и после состоявшихся в ноябре 1954 года выборов, при малейшем несогласии с его политикой пускал в ход оружие и приводил в движение репрессивный механизм власти.