Между тем на самой Кубе Батиста принимал поздравления.

Президент Ассоциации колонов Исмаэль Камараса Толедо выразил надежду на процветание страны. Владелец текстильных предприятий Бурке О. Хиджес заявил о «необъятности перспектив развития Кубы». Победу Батисты официально поддержал посол США Артур Гарднер. Прибывший с официальным визитом личный эмиссар президента США, вице-президент Ричард Никсон навестил Батисту в его загородной резиденции Кукине и передал в подарок портрет с автографом: «Генералу Фульхенсио Батисте и супруге с наилучшими пожеланиями от Д. Эйзенхауэра и супруги Мамие».

Подарком Батисте от правой оппозиции стал манифест под названием «Публичная апелляция», который подписали более тридцати политиков. Среди них – Косме де ла Торриенте, Луис Конте Агуэро, Хосе Пардо Льяда, Мануэль Бисбе, Хорхе Маньяч и другие. Политический смысл манифеста сводился к требованию «последовательного отказа от насилия», то есть от революции, и установлению «гражданского мира», якобы необходимого для преодоления кризиса, в котором находится страна. В политическом плане это был документ, направленный против Фиделя Кастро и монкадистов. Кроме того, он ставил в тупик и партию ортодоксов, особенно ее правое крыло. Созданное на базе манифеста так называемое Национальное радикальное движение изначально было обречено на политическую смерть.

В ответ на всю эту возню вокруг подготовки закона об амнистии, обраставшую все более несуразными инициативами, Фидель Кастро занял четкую и твердую позицию. Он подготовил достойный ответ, подписанный всеми соратниками, находившимися в тюрьме. Этот документ, датированный 15 марта, был опубликован в журнале «Боэмия» 25 марта. В нем говорится: «Теперь наша очередь ответить на моральный вызов, который бросает нам режим, заявляя, что амнистия будет в том случае, если заключенные и высланные из страны изменят свою позицию, если они возьмут на себя молчаливое или открытое обязательство признать правительство». Дав политический анализ ситуации в стране, Фидель всю ответственность за кризис возложил на режим, который был установлен 10 марта 1952 года и природа которого осталась неизменной и после проведенных в ноябре 1954 года выборов. Фактами он обосновал враждебность режима народу.

«И если бы мы увидели, что изменение обстоятельств и позитивные гарантии конституции требуют смены тактики борьбы, мы бы на это пошли, но только в силу интересов и желания нации и никогда – в силу трусливого и постыдного соглашения с правительством. И если от нас требуют этот компромисс как плату за свободу, мы отвечаем категорическим „нет”.

Нет, мы не устали. После двадцати месяцев мы стойки и непоколебимы, как и в первый день. Мы не хотим амнистии ценой бесчестья. Мы не встанем к позорному столбу, уготованному нам бесчестными угнетателями. Лучше тысяча лет тюрьмы, чем унижение. Лучше тысяча лет тюрьмы, чем утрата достоинства. Мы хорошо обдумали свое заявление и произносим его без страха и ненависти…

Единственное, что мы приняли бы от наших врагов с удовлетворением, как сказал однажды Антонио Масео, так это окровавленный эшафот, на который другие наши товарищи, более счастливые, чем мы, сумели взойти с высоко поднятой головой и спокойной совестью человека, приносящего себя в жертву святому и справедливому делу.

В ответ на позорное соглашательство мы сегодня, через семьдесят семь лет после героического протеста Бронзового титана, провозглашаем себя его духовными сыновьями».

Репрессии между тем приняли совершенно курьезный оборот: они были направлены против репрессивного аппарата. Это ли не удивительно?! Цензоров вызывают на ковер, те пишут рапорты, дают клятвы в своей непричастности к происходящему. А тем временем, буквально через два дня «Боэмия» публикует заявление Хосе Антонио Эчеверрии от имени Федерации университетских студентов. Со свойственной ему решительностью он, гневно осудив режим и политиков-соглашателей, встал на сторону заключенных.