В конце концов диктатор был вынужден согласиться на освобождение Фиделя Кастро и его соратников, а также предоставить свободу политзаключенным тюрьмы «Кастильо-дель-Принсипе». Оттуда был выпущен Фаустино Перес, один из будущих членов национального руководства Движения 26 июля, ранее не состоявший в этой организации, хотя и относившийся к ней с большой симпатией.

Монкадисты на свободе

Выборы вызовут огромное несогласие и недовольство. Режим вынужден будет объявить амнистию, чтобы ослабить напряженность в стране. Вопрос о политзаключенных, до сего времени, к сожалению, бессовестным образом забытых, сам собой попадает в повестку дня.

Велик контраст между тем, что представляют собой политики и что представляем мы. Наш час близится. Раньше нас была горстка, но теперь мы должны слиться с народом.

Фидель Кастро. Письма из тюрьмы


В доме Марии Антонии было уютно. Никто не замечал тесноты, хотя порой казалось, что яблоку негде упасть. Кубинка по рождению и мексиканка по быту, она сумела превратить свой небольшой дом с крохотным двориком в любимое место для лишенных родины соотечественников. Они с радостью собирались здесь за чашкой дымящегося кофе, который готовили все по очереди, делились думами о родине, пели благозвучную и лиричную «Мамби», спорили, мечтали. И жизнь на чужбине начинала казаться не такой уж и безысходной.

Только что приехала в Мексику Элита Дюбуа, жена растерзанного сатрапами Батисты прямо во дворе казармы Монкада Хосе Луиса Тасенде. Приехала вместе с крохотной дочуркой Темитой, которая стала для всех неиссякаемым источником радости. Новости ее были самыми, что называется, острыми и свежими. Разговор шел о состоявшихся 1 ноября 1954 года выборах.

– Все лисы заметают следы, – возмущалась Элита. – Этот Грау – самая большая гуарича [проститутка] от политики. Пошел на то, чтобы выставить свою кандидатуру за кампанию с Батистой. Заранее ведь знает, что даже если его изберут, он не имеет права занимать пост президента согласно 14-й статье конституции… Считай, что никаких выборов и не было. Я видела, как это было. И все это видели… Солдаты на улицах, солдаты на дорогах, солдаты отбирают избирательные бюллетени, чтобы распорядиться ими по своему усмотрению. Солдаты, полиция, военные… Народ все это видел и понял, что разницы никакой: что до, что после выборов… На! Читай, что писала «Алерта» за два дня до выборов. Даже Рамон Васконселос…

– А кто такой этот Рамон?! Давно известно, что это бастардо [ублюдок]! И это тоже все знают!

– Ну, как-никак он – кандидат в сенаторы от правительственной комиссии. Даже он был недоволен тем, как организованы выборы. Он официально обратился в Высший избирательный трибунал с просьбой «принять экстренные меры для предотвращения неизбежного кровопролития».

– Вот именно! Кровопролития! Они только этого и добиваются!

– Между прочим, обращение Рамона Васконселоса, – добавила Элита, – было самой настоящей провокацией. Высший трибунал, состоящий из батистовцев – это всем известно, – сразу же взял все под свой контроль. У каждой урны поставили по два солдата. Что хочешь, то и делай. Но народ не хотел идти на выборы. Его гнали к урнам штыками и мачете.

– На провокации они все мастера. Этому их учить не надо: всасывают с молоком матери, – буркнул Ньико и уткнулся в номер «Алерты», который дала ему Элита.

В газете сообщалось, что Высший избирательный трибунал запретил собираться перед избирательными участками. Радиоканалам, телевидению было запрещено сообщать о ходе голосования. Разрешалось передавать только официальные данные трибунала. Все остальные передачи были подвергнуты ревизии. Вещание без согласования с трибуналом было запрещено. Усиленный контроль над почтой, телеграфом, прослушивание телефонных разговоров. И требование – не принимать телеграмм протестного характера. Газета была переполнена подобного рода «директивами». Ньико швырнул газету на пол: