Для аналитической практики воссоединение архетипа целителя – пациента с помощью власти означает «структурализацию теменоса», внесение в него искусственных границ. Психологическое лечение в такой ситуации оказывается практически невозможным. В лучшем случае терапевт может наполнить потенциальное пространство собственными интерпретационными продуктами, «вылечив» пациента на уровне симптомов, но при этом заблокировав возможность индивидуации. Поэтому одной из центральных способностей аналитика является способность к актуализации архетипа раненного целителя и выдерживанию напряжения биполярного архетипа (Гуггенбюль-Крейг, 1997).

Природа этого «аналитического напряжения» (Винникотт), раскрыта Юнгом при анализе инцеста как «отклоняющейся от нормы естественной формы объединения противоположностей» (Jung, CW, v. 14, par. 108): когда констеллируются противоположности, начинают действовать мощные регрессивные силы, побуждающие к немедленному их объединению, чтобы снять напряжение. Если поддаться этим силам, то неизбежно придешь к понижению уровня сознания и растворению аналитической рамки, стиранию различия конкретного и символического.

То, что происходит в аналитических отношениях, при нарушении контейнера или выходе за его границы, в современном психоанализе описывают с помощью двух основных терминов: отыгрывание и разыгрывание. В классическом понимании отыгрывание означает неосознаваемое (или частично осознаваемое) отступление от заданного сеттингом вербального взаимодействия; со стороны аналитика (в контрпереносе) это проявляется в таких действиях, как: «идти на поводу у пациента, писать или звонить ему, раскрывать что-то, изменять сессию, нажимать на пациента, изменять решение или проводить жесткую линию, даже выходить из себя» (Young, 1998).

Термин «отыгрывание» подчеркивает выход за пределы аналитического пространства: действие совершается вне контейнера (поэтому часто в русских переводах используется громоздкая и избыточная калька – «отыгрывание вовне»). Джойс Макдугалл подчеркивает экономический смысл этого понятия: при отыгрывании сбрасывается трудно выдерживаемое напряжение, что оказывается контрпродуктивным для анализа (МакДугалл, 2002, с. 113).

Особенно мощным становится отыгрывание на самом глубоком уровне аналитического взаимодействия – по вектору «бессознательное – бессознательное», когда и пациент, и аналитик оказываются задействованными в актуализации определенного архетипа. Это состояние описано Юнгом как мистическая сопричастность (participacion mystique): и аналитик, и пациент идентифицируются с архетипом и попадают под его власть (см. подробнее: Якоби, 1996).

Я хорошо прочувствовал внутренне побуждение к отыгрыванию, рефлексируя свои ощущения в последние минуты перед началом сессии. Некоторые приходящие заранее пациенты (это чаще всего пограничные пациенты, относящиеся к типу «толстокожих нарциссов» (см.: Britton, 2002)) стремятся войти до назначенного времени и побудить аналитика начать сессию на несколько минут раньше с такими аргументами, как: «Вы же здесь, и я здесь – вы просто сидите и ожидаете положенного времени». Рациональные объяснения об аналитической рамке или просто утверждение, что таковы правила, чаще всего нисколько не улучшают положения. В этот момент, особенно с пограничными пациентами, резко ощущается напряжение между противоположностями: контейнированием и холдингом. В работе с определенными пациентами эти минуты оказываются для меня самыми трудными. Во мне борются две тенденции: понимание необходимости и аналитической ценности соблюдения рамки и культурно заданная установка «хорошие отношения важнее сухих правил», в основе которой лежат, как я полагаю, специфические культурные комплексы (см.: часть II).