Когда я начал засыпать, за мной наконец притопали. В коридоре мать Чарли визгливо бранилась. Чарли не спорил, только тихо просил не говорить отцу. Со мной он не попрощался, спешно выбежал на улицу – и до свидания. А меня завели в комнату: два инспектора и тётка в зелёном жилете сидели с одной стороны стола. Я, как на клятой комиссии по делам говнюков, сел напротив.

– Привет. Я инспектор Радж, это инспектор Козин. И психолог Зимина. Как зовут тебя?

На моё счастье, я не взял ID-карту – денег там всё равно не было, – так что докопаться до моих данных в такой-то короткий срок они не могли. Если только Чарли не сдал меня с потрохами.

– Твой приятель Чарльз сказал, что ему шестнадцать. Тебе тоже?

Я молчал, но паладин не терял терпения.

– Пойми, процедура допроса для лиц, не достигших восемнадцати лет, двадцати и совершеннолетних отличается. Если тебе есть восемнадцать, мы можем тебя допрашивать. Если нет – только в присутствии адвоката, законного представителя или психолога. Анна Валерьевна психолог – ей нужно остаться?

Я кивнул.

– Хорошо. Как мы можем к тебе обращаться?

Называться было стрёмно, типа вдруг я единственный Люций во всём мире и они без труда моё досье откопают? Бред, конечно, собачий, да и Чарли по-любому моё имя уже выдал.

– Люций.

– Хорошо. Как ты себя чувствуешь? Нужно что-нибудь: воды или в туалет?

– Нет, всё ладно.

– Хорошо, Люций. Я зачитаю тебе твои права, важно, чтобы ты понимал их. Готов? Итак, ты имеешь право отказаться от дачи показаний. Всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя как доказательство. Ты имеешь право на защиту. Защитник может быть нанят тобой или назначен государством. Также ты имеешь право на телефонный звонок. Ты понимаешь свои права?

– Понимаю.

– Хорошо. Подпиши протокол задержания. В этом нет ничего такого, ты просто подтверждаешь, что твои права тебе были разъяснены. Только это.

Я подписал – паладин проверил. Внимательно так проверил, будто там на хрен было где косячить, и продолжил:

– Расскажи, что произошло сегодня. Мы хотим понять, чтобы принять верное решение и помочь вам с Чарльзом, понимаешь?

Помочь. Как же! Такие, как мы с Чарли, их бесят до дрожи. Мы ж как мусор под ногами – от нас избавляться надо, пока не поздно. Вот паладины и решают, как бы сильнее подговнять. Ни разу мне нормальные не попадались, кроме Поланского, ну так сейчас он вряд ли смог бы помочь. Или смог бы? Всё-таки золотые эполеты против зелёных куда весомее.

– Люций, чтобы помочь, мы должны понимать, что произошло.

Интересно, что ляпнул Чарли?

Молчать и увиливать было нельзя, поэтому я честно рассказал про всё: и про затею Чарли свернуть с тропы, и про отсутствие сигнала и карты, и про долгие бессмысленные блуждания. Коротко, чётко, не вдаваясь в детали. Паладины иногда задавали вопросы, я легко на них отвечал. Уже под конец сообразил, что неосознанно обвинил Чарли, и быстренько добавил, что тоже виноват, типа надо было не вестись на уговоры, а на своём настаивать.

Тётка в зелёном молчала.

– Хорошо, Люций. Но вот какой момент: у вас с Чарльзом поразительно одинаковая история.

– Ну так это правда как бы.

– Я думаю: вы успели договориться. Но пойми вот что: сейчас важно установить правду, чтобы при дальнейшем расследовании не возникло проблем. И я должен сразу сказать, что всё понимаю: юность, дурость и так далее. Но мы должны доверять друг другу, чтобы помочь вам с Чарльзом, понимаешь?

Понятно было лишь одно: он давил, чтобы я оговорил себя или Чарли, а чёртова тётка почему-то молчала.

– Мне добавить нечего.

– Ну раз нечего, то вот какая картина получается: ты не виноват, твой приятель не виноват. А кто тогда виноват – я или, может, инспектор Козин? Давай, парень, три минуты на раздумья – и пути назад не будет.