Неужели только «Самому счастливому человеку» может быть позволено иногда давать слабину? Неужели только у него могут быть привилегии на вечера, свободные от переживаний об оценках, домашнем задании и злосчастном раннем пробуждении? Это, как минимум, не справедливо.

– Прекрасно. Сдавайте тетради, а вы, юноша, – произнес учитель с нажимом на последнее слово, обращаясь при этом ко мне, – подайте-ка ваш дневник.

– Но как же…

Я хотел было возмутиться, но понял, что тыкать пальцем на другого человека, облажавшись при этом самому, будет не только бессмысленно, но и по – скотски.

Стоило уроку закончиться, как Джима тут же окружили одноклассники. Я не имею привычки подслушивать, но в тот день мое желание разобраться в сути происходящего, подкрепленное случившимся на минувшем уроке, было особенно сильным.

Я заметил, что ребята завязывают длинные рассказы, делятся какими-то событиями и секретами, адресуя все это, по большей части, самому Джиму, который в их неустанной болтовне умудрялся виртуозно поддерживать беседу весьма уместно вставленными фразами. Он давал советы, выражал собственное мнение по той или иной проблеме, когда оно было нужно, но, что было особенно удивительно, Джим ничего не говорил о себе.

– Чем он вообще увлекается? – спросил я одну из одноклассниц, которая, как я был уверен, больше всего общается с Джимом.

– Не знаю, а что?

– А где работают его родители?

– Понятия не имею, – рассмеялась девушка. – Откуда такой интерес?

– Просто хочу узнать, что он за человек. Вы ведь с ним друзья?

– Друзья, – кивала она.

– Ну, ты хоть знаешь, где он живет?

Ответ, как вы понимаете, был очевидным. Даже самые близкие, на первый взгляд, знакомые Джима не знали о нем ничего, кроме того, что ему не нужно было прилагать совершенно никаких усилий, чтобы получить то, ради чего остальные выкладываются на полную катушку. Следующий урок был тому подтверждением.

– У меня тут результаты ваших итоговых тестов, – объявил учитель, размахивая перед нами стопкой белоснежных листов. – Как это ни прискорбно, но, вопреки моим ожиданиям, отличные отметки по всем темам смогли получить лишь три человека.

Что бы вы думали, разумеется, в этой тройке оказался Джим. Человек, пропустивший семьдесят процентов учебных занятий, не сделавший ни одного домашнего задания за последние три года, с самого первого дня своего зачисления в эту школу, без чьей-либо помощи сдает все экзамены на «отлично». Чтобы вы понимали разницу, мне для того же самого результата приходилось посещать каждое учебное занятие, ходить на факультативы и тратить все свободное время на подготовку.

Подходил к концу последний урок, на котором я, как и на всех прошедших, получил двойку, Джим, конечно же, остался неприкосновенным. На сей раз я решил действовать радикально.

– Что, если я решу пожаловаться на вашу дискриминацию?! – громко и решительно произнес я, как только мы остались наедине с учителем.

– Вы о чем? – недоумевающе глядя на меня из-под вскинутых кустистых бровей, поинтересовался мужчина преклонного возраста.

– О вашем предвзятом отношении в системе оценивания! – продолжал я, плавно повышая тон.

– По-вашему, ставить «неуд» за невыполненное домашнее задание – это предвзятое отношение?

– Ставить – нет! Но вот не ставить – да!

– Вы сейчас говорите о мистере Хэмилтоне? – начал было понимать учитель, и его недоумение тут же сменилось на гнев. – Как вам вообще хватило совести подходить ко мне с подобными обвинениями?!

– Мы с ним в равных условиях, – хмыкнул я, пораженный реакцией учителя. – И вы еще пытаетесь выставить меня виновным?