– Плохая уловка, – заключил я. – Я слишком хорошо знаю Хлою, чтобы поверить в то, что она может беспокоиться за кого-то. Вдобавок ко всему, четыре визита в это «милое» место я бы запомнил. Единственный, кто здесь лукавит, это вы, доктор.

Я продолжал улыбаться, довольный своей победой. Доктор, сохраняя присущую ему мрачность, поднялся со стула напротив меня, подошел к столу, сверился с записями в блокноте и начал неспешно перебирать пробирки, наполненные цветастыми пилюлями.

– Не удивительно, что ты ничего не помнишь, – заговорил он, спустя какое-то время, как раз, когда я уже начинал терять терпение. – Это стандартное проявление артероградной амнезии. К тому же ты совсем не знаешь свою соседку.

– О чем вы вообще? Амнезии?! – посуровевшим тоном вопрошал я.

– Перезагрузки! – поправил доктор, всплеснув руками. – Будем называть это перезагрузкой. Ты выразился так на одном из сеансов.

– Ох, отлично! Теперь-то мне все стало куда понятнее, спасибо!

– Спокойнее, Майк, – вздохнул старик, все так же судорожно копошась в своих записях и перебирая пузырьки, – просто твоя память сейчас подобна лифту. Стоит только ее загрузить, и она рухнет.

Выбрав нужную склянку, доктор берет из-за стола офисное кресло и, подкатив его к софе, садится напротив меня.

– Пойми, – говорит он, сверля меня жутким взглядом, – я бы продолжал сохранять твой диагноз в виде врачебной тайны, но… пятый сеанс! У меня уже попросту заканчиваются к тебе подходы.

Долгое время мы смотрели друг на друга неморгающим взглядом. Я так и не понял, зачем он внушал мне всю эту чушь, возможно, хотел, чтобы я поверил в неисправимую тяжесть своей – на деле абсолютно обычной – болезни, и принял выписанное мне жизнеутоляющее.

Но у меня не было желания попадаться на его удочку. Поэтому я улыбнулся, кивнул ему, поднимаясь с софы, взял с вешалки пальто и как можно скорее сбежал из злосчастного кабинета.

Холодный осенний ветер буквально обжигал мне лицо те несколько секунд, которые я пробыл на улице, пока усаживался в такси. Пухлый водитель спросил адрес и надавил на газ.

Я хлопнул себя по груди, удостоверившись, что написанные мной накануне вечером статьи по-прежнему лежат в нагрудном кармане, и обратил свой взор на таксиста. Из-под старой бежевой майки выглядывали жировые складки. «Должно быть не холодно под такой жировой защитой,» – подумал я, поднимая воротник своего пальто и поглубже зарываясь в него.

Проехав несколько улиц, я заметил, что он частенько разминает левую руку. Огромный кулак сжимался и разжимался, в то время как я представлял в его смертоносных тисках хрупкую шею своего босса. «Нет, – сказал я самому себе, – все же писать бесполезные статьи и подлизываться к начальнику куда лучше, чем жить с риском инфаркта, ожирением и рыхлой задницей в форме автомобильного кресла».

Колеса заскрипели у семиэтажного здания редакции: «TheNewshere». Я отдал водителю деньги с большими чаевыми – для человека, питающегося кофеем и не использующего бытовую технику, я достаточно много зарабатываю – и вышел из машины. Вновь обжигающий ветер и упоительное тепло с отвратным запахом десятка смешанных одеколонов.

Я ненавидел это место столь же сильно, сколь мой босс его обожал. А он заявлялся сюда с феноменально широкой улыбкой на поросячьей роже, выкрикивал приказы, поливал кофеем провинившихся сотрудников и хлопал по попкам всех трех своих секретарш. Вне всяких сомнений это место было для него раем.

Мой путь лежал как раз в его кабинет на седьмом этаже. Пришлось подниматься по лестнице. В лифте по обыкновению уже было четверо сотрудников, трое из которых девушки. Эти люди спрашивают, почему у меня до сих пор нет отношений и хороших друзей, а после обсуждают вечерние телепередачи и то, в каком из баров пиво лучше, даже не подозревая о том, что сами являются ответами на заданные мне вопросы.