Мария первой нарушила это благодатное молчание, ее голос звучал тихо, но уверенно, словно она говорила с собой, но при этом хотела, чтобы ее слова были услышаны Алексеем, и в нем не было и следа прежней неуверенности, словно она, наконец, обрела себя, обрела свое истинное «я».

– Знаешь, Лёш, – проговорила она, не отрывая взгляда от его лица, словно боясь нарушить ту хрупкую связь, которая установилась между ними, – когда я слушала тебя, когда ты рассказывал о своем детстве, о своих страхах, о своих мечтах, мне казалось, что я смотрю в зеркало. У нас так много общего, так много похожих страхов и переживаний, словно мы росли вместе, словно мы были друзьями еще до нашей первой встречи. Я никогда бы не подумала, что кто-то может понимать меня так, как ты, что кто-то может так глубоко проникнуть в мою душу, что кто-то может увидеть меня настоящую, без всяких масок и притворства.

Алексей улыбнулся ей в ответ, и в его глазах отразилось тепло, которое исходило от ее слов, словно она зажгла в его сердце маленький огонек, который согревал его изнутри. Он почувствовал, как внутри него что-то меняется, что-то ломается, словно рушатся старые стены, открывая дорогу новому, еще неизведанному чувству – чувству принадлежности, чувству единства с этим хрупким, но в то же время таким сильным человеком, который сидел рядом с ним, и который понимал его, как никто другой в этом мире.

– Я чувствую то же самое, Маш, – ответил он, и его голос звучал искренне, нежно и с какой-то благоговейной дрожью. – Я всегда чувствовал себя каким-то одиноким волком, который бегает по жизни в поисках своего места, в поисках своего дома, в поисках той единственной души, которая сможет понять его. Но сейчас, когда я смотрю на тебя, когда я вижу твою открытость, твою честность, твою уязвимость, я понимаю, что я, наконец, нашел свой дом, что я, наконец, нашел того человека, с которым я могу быть собой, настоящего, без всяких ограничений и условий.

Он нежно сжал ее руку, словно боясь, что она может исчезнуть, словно она была чем-то хрупким и бесценным, и Мария ответила ему таким же жестом, ее пальцы сплелись с его, словно два стебля, которые растут в одном направлении. Они снова замолчали, но теперь это молчание было уже не неловким, а полным понимания, словно они могли общаться без слов, словно их души слились в одну, единую мелодию, которая звучала тихо и гармонично.

Мария медленно перевела взгляд на пламя свечи, которое все еще мерцало на каминной полке, и ее лицо вновь стало задумчивым, словно она погрузилась в глубины своих мыслей.

– Я вот думаю, – проговорила она, словно размышляя вслух, стараясь подобрать правильные слова, – а что теперь? Что мы будем делать со всем этим, со всей этой правдой, которую мы открыли друг другу, со всей этой болью и уязвимостью, которую мы показали друг другу? Будет ли это означать, что мы должны стать какими-то другими людьми, какими-то идеальными версиями самих себя, лишенными всяких недостатков и слабостей?

Алексей внимательно выслушал ее, не перебивая, а затем покачал головой, его взгляд был серьезным и сосредоточенным, словно он пытался найти ответ на какой-то очень важный вопрос.

– Нет, Маш, – ответил он, и его голос звучал твердо и уверенно, как будто он не сомневался в своих словах ни на секунду. – Я думаю, что это означает совсем другое. Я думаю, что это означает, что мы должны стать еще более честными друг с другом, что мы должны принимать друг друга такими, какие мы есть, со всеми нашими достоинствами и недостатками, со всеми нашими слабостями и страхами, со всеми своими тараканами в голове. Мы не должны стремиться стать кем-то другим, мы должны стремиться стать самими собой, но вместе, мы должны поддерживать друг друга, мы должны любить друг друга, и это все, что нам нужно.