– Меня зовут Вероника.

Она замолчала, как и замерший Артем. Но через несколько секунд продолжила:

– Ты начинаешь вспоминать, и это хорошо. Потому что ты – не Артём. Не совсем.

Он сжал кулаки.

– Что вы несёте? Это… розыгрыш? Вы следили за мной?

Она покачала головой.

– Я защищала тебя, пока могла. Теперь всё ускоряется. Кристалл пробудил контур. Грань сдвинулась.

Она подошла ближе, почти вплотную.

– Смотри в зеркало. Но не сразу. Когда почувствуешь, что тебя нет – вот тогда. Оно покажет.

– Объясните нормально! – Артём шагнул к ней, но она уже отступала в сумрак.

– Мы ещё встретимся. Если тебя не перепишут раньше.

И она исчезла в переулке, будто растворилась в сером воздухе. Ни звука, ни следа.

Артём стоял, сжимая ключ, будто оружие.

Потоптавшись, он все же поднялся на свой этаж. Дома было тихо. Слишком тихо – будто стены прислушивались к нему.

Артём закрыл входную дверь, повернул замок и опустился на табурет возле зеркала. Оно висело в коридоре, узкое, вытянутое, с лёгкими разводами на стекле. Обычно он не обращал на него внимания. Но сегодня не мог отвести взгляд.

Слова Вероники не давали покоя: "Когда почувствуешь, что тебя нет…"

Он уже не чувствовал себя. Или, точнее, – не чувствовал в себе себя. Будто внутри кто-то разглядывал его из глубины.

Он провёл пальцами по лицу, тронул щеку. Зеркальное отражение повторило движение – с запозданием. Совсем маленьким. Но достаточно, чтобы сердце сжалось.

Артём застыл. Затем наклонился ближе.

– Ну… давай, – прошептал.

Минуты тянулись томительно долго, но ничего не происходило. И вдруг за мгновение все переменилось – в отражении не было его лица.

Там стояла странная фигура – человек в чёрной одежде, с гладкой маской, за которой горели глаза, полные света. Неестественные, как прожекторы в тумане, они смотрели на него – не сквозь зеркало, а прямо в него.

Артём вскрикнул, отшатнулся, упал на пол. Из носа пошла кровь, горячая и липкая. Пол покачнулся. Или это он сам раскачивался?

Фигура исчезла, оставив только тусклое, спокойное отражение.

Артем прижался спиной к стене, тяжело дыша. Пальцы дрожали. Голова гудела.

И вдруг, в эту тишину, прорезалась мысль. Простая, страшная, кристально ясная: "Я понял, что боюсь не забыть, а вспомнить."

Воздух стоял неподвижно, словно затаившийся зверь, а окна многоэтажек отражали слабое свечение фонарей, как поблекшие зеркала. Артём брёл по знакомой улице, но каждый шаг казался чужим, как будто он не возвращался домой, а входил в декорации своей же жизни.

Он возвращался домой после тяжёлого суточного дежурства. В клинике царило странное возбуждение – будто бы все пациенты чувствовали надвигающееся тревожное нечто. Артём не мог сосредоточиться, а к утру и сам начал терять ощущение времени.

Прошедшая ночь почти не принесла покоя. Кошмары приходили без четкого содержания, ощущением распада, криками за гранью слышимого и жаром, будто внутри него кто-то горел. Он просыпался несколько раз и не знал, спал ли вообще. Утром казалось, что время просто вычеркнуло его из жизни.

К подъезду он подошёл, опустив голову. Уже потянулся к двери, когда услышал знакомый голос:

– Ты не спросил, как я узнала, где ты живёшь.

Он резко обернулся. Вероника стояла чуть в стороне, в длинном чёрном пальто, с капюшоном, скрывающим половину лица. Взгляд у неё был спокойный и ясный.

– Я не знал, что ты следишь за мной, – сказал он сухо.

– Это не слежка. Я пришла, потому что у тебя мало времени. Мы оба знаем, что ты уже начал менять форму. Ты это чувствуешь?

Он хотел возразить, хотел уйти. Но не смог. Слова будто вязли в горле, разум сопротивлялся, а тело застыло на месте.