Лев сидел какое-то время, смотря в стену, пытался переварить чувства. А потом его окликнули.

– Лев?

Эта была совершенно другой. Статной, искрящейся, интересной, но без той наивности во взгляде, которая была у Нее. Лев мотнул головой, улыбнулся.

– Конечно, Взрослая Жизнь, здравствуй, я как раз тебя ждал.

Она присела напротив, достала из сумки бумаги.

– Займемся новым проектом? Мне очень понравились твои идеи, они меня вдохновили на нечто грандиозное. – Она заметила потерянность парня. – Все в порядке? Кто здесь был до меня?

Лев осекся, расплылся в улыбке – все же она, сидящая напротив, ему очень нравилась. Он с интересом взглянул на бумаге перед собой и отмахнулся.

– Ничего особенного, здесь была Дружба, но она уже ушла. Приступим?


Засыпанный Петербург

Говорят, большая сила – большая ответственность. Только ты вырастаешь, заканчиваешь институт, и сил у тебя нет никаких, зато ответственности – вагон. Работа редко бывает любимой, на досуг нет времени. Хочется иногда просто топнуть ногой в сенях, отбросить веер, и упасть в объятия любимой нянечки. Только на дворе двадцать первый век, веера и сени вышли из моды, а нянечки у тебя никогда не было. Приходится искать себя в этой жизни, танцуя чечетку на граблях.

Философией я никогда не увлекалась, разве что из-за врожденного пессимизма была к этому предрасположена. Не ворчала на каждом углу, но и всеобщей радости не разделяла, хотя бы по поводу той же погоды – в Питере уже третий день светило солнце. Меня это совершенно не радовало.

День, два – да, возможно, но три подряд – это уже перебор.

Вся прелесть Питерских солнечных дней в том, что они бывают редко. В такие дни все сплачиваются, выезжают на шашлыки, пьют, поют, веселятся. Чувство, как в детстве, когда можно крикнуть в окна «Вася, выходи, солнце же!» И Вася выходит, вы гуляете, гоняете в футбол, раздираете коленки, валяетесь в пыли. А на следующий день «Вася, опять солнце!» И вы радуетесь, что можно так много гулять. На третий день это перестает быть чем-то особенным. Ну, солнце и солнце, бывает. Дел у меня других что ли нет, кроме как гулять. Так что дождь – это хорошо. Главное, с какой стороны смотреть.

Иногда, правда, казалось, что я превращаюсь в подобие болотной твари, которая только и может терпеть сырость, но что поделаешь – так город построен, такие корни. Вот и проявляются они с мерзким характером и туманным будущим.

Я недовольно поморщилась на замечание старушки в платочке: в храме нельзя солнечные очки носить. Подумаешь. Она тоже петербурженка, могла из солидарности внимания не обратить.

Ничего не поделаешь – я кивнула группе и отошла в сторону, надеясь, что наши гости из Азии не будут растягивать осмотр Казанского на целую вечность – мне еще в офис нужно вернуться.

Радовала мысль о том, что после обеда должен пойти дождь. Ляпота.

На меня обернулись сразу несколько человек, когда пение церковного хора прерывала трель мобильника. Я виновато поджала губы и осеменила подальше от центрального зала, чтобы ответить на звонок – нет ничего хуже сердитого старшего брата. Даже солнце не кажется теперь такой уж проблемой.

– У аппарата, – я незаметно юркнула в какую-то кладовку, чувствуя себя Одри Хепберн в Парижском музее.

Не хватало только Питера Отула для полной картины, но и я не Николь Бонне, так что…

– Привет, мелкая. Я сегодня дома уже буду, – весело пропел в трубку Андрей, я недовольно вздохнула – помех почти не было слышно.

– И тебе привет, шумахер. А теперь поставь телефон на громкую связь, – я закатила глаза под смешки брата.

– Все, готово, – хмыкнул он уже более приглушенно.