Влада любила хаос. Он вынуждал людей быть умнее, острее чувствовать жизнь и не оглядываться. Она хотела научиться плакать в крепкое мужское плечо, но вместо этого совершенствовала чувство сарказма. У нее было все хорошо. Влада знала, что хороших девочек ждут в раю, а плохих везде. Этим себя успокаивала.

Но Влада тайно, всегда, безустанно хотела себе печальные глаза.

Знала, что без загадки нет шансов стать главным героем.

А потом Влада выросла.

Не сразу – по цепной реакции. Первая потеря: друга, правды, затем себя. Первые долги: в семье, перед обществом и перед самой собой. Первая нелюбовь: к жизни, себе и мужчине.

И когда, проснувшись однажды утром, она смотрела в потолок около часа, Влада поняла, что достигла заветной мечты – её глаза кроме печали больше не отражали ничего.

Только сил обрадоваться не было. Оказалось, нужно жить. Яростно, не ища оправданий – жить. Пробовать медитации, ходить к психологу, бегать по утрам, через силу встречаться с друзьями – лишь бы продолжать.

Оказалось, что красавчики принцы на потерянных загадочных девочек с печальными глазами не засматриваются. Их вообще никто не замечает. Даже если девочка сидит с глубоким декольте одна за барной стойкой – никто не горит желанием угостить.

Оказалось, что на печальных загадочных девочек всем плевать в реальной жизни. Потому что люди питаются не загадкой, а тем, что горит на дне глаз. Но для того самого волшебного магнетического эффекта в них должно хоть что-то гореть.

А у Влады оно потухло. Бонусов, сука, не принесло.

Влада чувствовала себя обманутой. В тот вечер – особенно. Когда натягивала на тело жидкое серебро, подкручивала волосы – уже тогда мысленно выбирала торт, который позже ночью будет есть в одиночестве.

Он вышел в прихожую, накидывая на плечи бушлат.

– Даже не скажешь, что я ослепительно выгляжу? – Влады не хватило на улыбку.

Перед ней стоял даже не принц из сказки – король. Красивый, мужественный, властный. Она стала грустной девочкой и забрала себе главного героя. Тот ей не был нужен, но сам факт!

Он окинул её оценивающим взглядом с ног до головы. Вернулся к завязыванию шарфа.

– Я делаю комплименты женщине, когда она заслуживает, а не нуждается в этом, – безучастно резюмировал он.

Влада, усмехнувшись, согласилась. Он был прав. Но чувство вселенского обмана, несмотря на справедливость, все равно накрыло ледяной волной.

Неужели, когда она смеялась, дружила с сотней людей, саркастично улыбалась, была более притягательной? Неужели Влада была главной героиней именно тогда, когда хотела жить?

Влада распрямила плечи, на которые он накинул пальто, взяла мужа под руку. Выдохнула, натянуто улыбнулась, бросила на него последний искренний взгляд.

Разочарование пошло трещинами на зеркале души. Жизнь оказалась странной штукой, а она до сих пор не привыкла к поворотам. Он посмотрел на неё сверху вниз, на мгновение встал на паузу.

На него смотрела уставшая Владислава Остапова. Поникшая и разочарованная. Он знал, что тоже приложил к этому руку. Но на дне её глаз видел маленькую, наивную девочку, до сих пор с удивлением восклицавшую «ну как так?!» Только сейчас изменилось нечто.

Будто разочаровываться дальше она не могла. И маленькая девочка разозлилась. Яростно, без оглядки захотела жить и вернуть себе право наслаждаться этим.

Влада спрятала вспыхнувший на дне глаз огонь. Щёлкнула замком, кивая мужу на выход. Собрала осколки своих печальных глаз – не знала пока, что с ними делать. Решила оставить этот разговор с вечностью на вечер под кремовый торт.

Плана не было. Влада знала только одно: никакие принцы и короли больше не будут определением её роли. Потому что печалью или радостью свои глаза она будет наполнять только для себя. И если он уйдёт – попробует стать счастливой.