– Постараюсь ускорить процесс, Артем Игоревич, – пообещал Сычев, уже заметно успокоившись. – Теперь, когда есть ваше заключение об уникальности… думаю, начальство даст добро на сканирование. Хотя бы на сканирование.

Он аккуратно закрыл контейнер с артефактами, и щелчок пластиковой защелки прозвучал в тишине хранилища оглушительно громко. Тайна снова была заперта. Но Величко уже чувствовал ее слабое, едва различимое эхо в своем сознании. Он унесет его с собой, вместе с ожиданием цифровых ключей к шёпоту этих странных камней.

6.

Сычев сдержал слово на удивление быстро. Через два дня курьер доставил Величко невзрачный пакет с единственной флешкой внутри. Никаких сопроводительных писем, никаких официальных бланков. Просто носитель информации, словно контрабандный товар. Величко расписался в получении с чувством легкого заговора. Вернувшись в свой кабинет, он плотно прикрыл дверь, отсекая внешний мир. Здесь, среди своих книг и бумаг, он снова чувствовал себя в безопасности, в своей стихии. Тишина, прерываемая лишь гулом старого системного блока, была лучшей музыкой для предстоящей работы.

Он подключил флешку к компьютеру. Несколько мгновений ожидания, пока система распознает устройство, показались ему неестественно долгими. Наконец, на экране появилось окно с несколькими файлами. Тяжелые графические форматы, каждый – сотни мегабайт. Сканирование сделали на совесть.

Величко открыл первый файл. Изображение камня заполнило монитор, невероятно четкое, детализированное. При максимальном увеличении стали видны мельчайшие царапинки на поверхности, структура самого материала, почти неразличимые глазом неровности внутри линий глифов. Это было почти как держать артефакт в руках, только без тактильных ощущений. Без того мимолетного, тревожного шепота…

Он отбросил эту мысль и погрузился в работу. Начался кропотливый, медитативный процесс первичного анализа. Сначала – каталогизация. Величко методично выделял каждый уникальный глиф, присваивая ему временный номер или буквенный код. Процесс был медленным и требовал предельной внимательности. Некоторые символы были похожи, отличаясь лишь крошечной черточкой, точкой или углом наклона. Являются ли они вариациями одного знака или совершенно разными единицами? Пока – неясно. Он создал отдельную таблицу: изображение глифа, его предварительный код, количество вхождений на каждом из трех артефактов.

Через несколько часов перед ним был список из нескольких десятков уникальных символов. Не слишком много для развитой письменности, но и не мало для такого короткого корпуса текстов. Следующий шаг – частотный анализ. Простейший инструмент лингвиста. В любом языке есть буквы или иероглифы, которые встречаются чаще других. Это основа основ.

Величко запустил несколько стандартных программ лингвистического анализа, адаптировав их под свою импровизированную кодировку глифов. Он скормил им последовательности знаков со всех трех камней. И стал ждать результатов.

Результаты были… никакими. Программы выдавали либо бессмысленные наборы цифр, либо сообщения об ошибках, либо графики, напоминающие хаотичный белый шум. Никаких явных лидеров по частотности. Никаких четких паттернов биграмм или триграмм (часто встречающихся пар или троек символов), которые характерны для любого естественного языка. Система выглядела абсолютно случайной. Или же она подчинялась логике, настолько чуждой всем известным земным языкам, что стандартные алгоритмы просто не могли ее уловить.

Он попробовал другие подходы: поиск симметрий, анализ геометрических примитивов в структуре знаков, даже элементарные статистические тесты на случайность распределения. Все без толку. Глифы словно издевались над ним, над всей накопленной человечеством наукой о языке. Они показывали свою структуру – вот же она, на экране, повторяющиеся элементы есть! – но отказывались раскрывать ее логику. Это было похоже на попытку прочитать книгу, где все буквы заменили на случайные символы, но сделали это по какому-то неизвестному, дьявольски хитрому ключу.