Депозитарий встретил его казенным холодком кондиционированного воздуха и тишиной, нарушаемой лишь гулом вентиляции и редкими, почти призрачными шагами в отдалении. Сычев, вчерашний нервный голос, оказался невысоким суетливым мужчиной с бегающими глазами, одетым в слегка помятый пиджак поверх музейной униформы. Он встретил Величко у поста охраны, провел по длинным, стерильным коридорам, отпирая одну тяжелую дверь за другой. Воздух здесь был сухим и пах старой бумагой, консервантами и чем-то неуловимо тревожным – затхлым воздухом секретности.

Наконец, они вошли в небольшую, ярко освещенную комнату с металлическими стеллажами и большим столом посередине. Сычев заметно нервничал, его руки слегка подрагивали, когда он извлек из сейфа небольшой контейнер из кислотно-зеленого пластика.

– Вот они, – сказал он почти шепотом, ставя контейнер на стол. – Всего три штуки.

Величко молча кивнул, подошел к столу. Сычев осторожно открыл крышку. Внутри, на мягкой подложке, лежали три предмета. Он ожидал чего угодно – эффектных барельефов, отполированных артефактов с золотыми вкраплениями, нечто броское, явно рассчитанное на то, чтобы произвести впечатление. Но то, что он увидел, было… разочаровывающим. Три небольших, плоских камня или куска обожженной глины, неправильной формы, серо-бурого, невзрачного цвета. Никакой видимой ценности. Похоже на обычные обломки древней керамики или просто речные камни.

– Это всё? – спросил Величко, не скрывая скепсиса. Он уже почти решил, что зря потратил утро. Наверняка какие-то случайные царапины, принятые за письмена.

– Да, – подтвердил Сычев, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Но вы посмотрите… на знаки.

Величко медленно, почти брезгливо, натянул тонкие латексные перчатки. Привычный ритуал. Он взял из своего портфеля небольшую мощную лупу с подсветкой. Склонился над первым камнем.

Шершавая, равнодушная поверхность. Трещинки, впадинки… И вдруг – вот они. Не царапины. Аккуратные, тонкие линии, складывающиеся в сложные узоры. Ничего похожего на случайные повреждения. Величко передвинул лупу. Еще один знак. Потом еще.

Первая мысль – подделка. Современная гравировка на старом камне. Такое бывало. Но чем дольше он смотрел, тем меньше оставалось уверенности в этой версии. Линии были неровными, но не грубыми. В них чувствовалась уверенная рука, знающая, что делает. И сами символы…

Мозг лингвиста заработал, как отлаженный аналитический движок, перебирая базы данных, хранящиеся в его памяти. Клинопись? Нет. Египетские иероглифы? И близко не стояло. Критское письмо? Руны? Письменность долины Инда? Майя? Нет, нет, нет. Это было не похоже ни на что известное. Абсолютно. Ни форма знаков, ни их предполагаемая структура. Какие-то завитки, пересекающиеся прямые, точки, расположенные в странном, но явно не случайном порядке. Не пиктограммы, но и не чисто алфавитное письмо. Нечто совершенно иное.

Он перевел лупу на второй артефакт, затем на третий. Те же самые знаки, но в других комбинациях. Некоторые повторялись. Была видна система. Чужая, непонятная, но система.

Скепсис улетучился без следа, сменившись тем самым зудом исследователя, ради которого он жил. Сердце забилось чуть быстрее. Это не подделка. Слишком… странно. Слишком не похоже ни на что, что мог бы придумать фальсификатор, обычно опирающийся на уже известные образцы. Это было похоже на послание из ниоткуда. Голос, прорвавшийся сквозь толщу не просто веков – тысячелетий? Или даже больше?

– Так что скажете, Артем Игоревич? – Голос Сычева вернул его в реальность комнаты с холодным светом и запахом консервантов.