– Я тебя научу. Я придумала, как нам добывать деньги, – сказала Нат. – Я буду продавать тебя богатым мужикам в Элите, а деньги буду брать себе.
– А я?
Глава 6
– Я буду давать тебе немного.
– Почему? Мы договаривались все пополам. Я всё помню. А что не помню, то обязательно вспомню. Только я, бывает, не могу точно определить, когда это было. Позавчера там, или несколько месяцев назад. Окей?
– Что значит, Окей?
– Это значит: ты согласна?
Мы уже почти поднялись в гору. Нат схватилась за голову, и чуть не упала, и не скатилась с горы.
– Вольдемар, ты кого мне подсунул? Ей бы не проституткой работать, а… консультантом по экономическим вопросам какого-нибудь Паши.
– Это какой Паша? – спросил я, – который в деревне потолки гипсовые вешает в клубе?
– Не Паша, а Паши.
– Пахать – значит работать, – сказала Галя, – я знаю.
– Не в том и не в другом смысле, как сказал бы Квентин Тарантино. А имеется в виду Паша, который только возлежит и трахается, когда не возлежит и не кушает.
– А у нас есть такие? – спросила Галя.
Мы уже зашли в парк Пушкина, где было темно и страшно.
– Здесь трахаются, – сказал я, – когда идут из кино домой.
– Давайте мы тоже немного потрахаемся? – сказала Галя с небольшим вопросительным оттенком.
– Вы трахайтесь, – сказала Нат, – я пока покурю.
– Так не делается, – сказала Галя, – вместе – так вместе. Впрочем, я шучу, – добавила она, – можно и по очереди. Да, в принципе, я и одна всегда могу.
– Мне одной скучно, – сказала Нат и отошла в сторону.
Я хотел спросить:
– Как мог термос принимать участие в бойне на танцплощадке, если его у нее с собой не было.
– Ты забыл, – неожиданно услышал я ответ, – я говорила еще на шашлыках, что его с нами не будет, ибо:
– Зачем? – если он и так уже запрограммирован на это действие.
– Верно, – сказал я, и потащил Галю в беседку.
– Как будем? – спросила она.
– Ложись на лавку.
– Она узкая. А у меня мало жиру, чтобы была достаточная амортизация.
– Да ладно.
– Ну, хорошо. Я одной ногой зацеплюсь за стену, а другую в чулке поставлю на доски пола. Так получится?
– Сейчас узнаем.
Минут через пять она спросила:
– А побыстрее нельзя?
– Ты спешишь?
– Нет, но все равно, ты жуешь меня, как жевательную резинку.
– Ты пробовала жевательную резинку?
– Конечно, сейчас ее везде полно. Но, прости, давай лучше помолчим.
– Почему?
– Во-первых, ты мне сбиваешь дыхание.
– А во-вторых?
– Во-вторых? Ах, во-вторых! Во-вторых, мне кажется, за нами подсматривают.
– Это, наверное, Наташка. Пусть смотрит.
– Конечно, пусть хоть чему-то научится по-настоящему. Только я думаю, что это не она.
– Ты так считаешь?
– Да.
– Почему?
– Я слышу, как там за стеной беседки хихикают.
– Во время этого никто никогда не хихикает.
– Ты думаешь, они мастурбируют?
– Нет. Но все равно, я думаю, они затаили дыхание. Поэтому ты их не можешь слышать.
– А я слышу. И знаешь, более того: я вижу.
– Ты не можешь видеть.
– Несмотря на это я все равно вижу. И знаешь, что? – Она прошептала мне на ухо:
– Они могут на нас напасть.
– Вы здесь все экстрасенсы, что ли? – удивился я.
– Нет, это Наташка позиционирует себя экстрасенсом с разбитым термосом. Но сейчас я вижу, что они нападут на нас по дороге к выходу из парка. Это пацаны, они все боятся, но один из них здоровый, мускулистый. Он хочет ударить тебя сбоку небольшой доской.
– Что им нужно?
– Я. Нет, шучу. Им хочется денег.
– Они ищут пьяных, чтобы снять у них часы, или немного денег. Мы – это их неожиданное наслаждение. Впрочем, нет, многие из них искали именно это:
– Подсмотреть за нами.
– Где Нат?
– Не знаю.
– А говорила, что видишь, что происходит за стенкой.
– Не за стенкой, а в: