Минут через десять вернулась Андреа. Она пришла, чтобы доложить, что комната приготовлена. Все понимали, что приказ дофины не тревожить ее не касается Андреа, и девушка беспрепятственно вошла в беседку.

Несколько секунд она стояла перед принцессой, не решаясь обратиться к ней, настолько глубоко ее высочество была погружена в свои мысли.

Наконец Мария-Антуанетта подняла голову и, улыбнувшись, знаком показала Андреа, что та может говорить.

– Комната вашего высочества готова, – доложила та. – Мы только умоляем…

Но дофина не дала ей закончить.

– Благодарю вас, мадемуазель, – сказала она. – Будьте добры, позовите графиню фон Лангерсхаузен и проводите нас.

По зову Андреа поспешно явилась старая статс-дама.

– Дорогая Бригитта, дайте мне руку, – по-немецки обратилась к ней дофина. – Кажется, я действительно не в силах идти сама.

Графиня повиновалась. Андреа тоже предложила дофине руку.

– Значит, вы понимаете по-немецки, мадемуазель? – спросила Мария-Антуанетта.

– Да, ваше высочество, – ответила ей по-немецки Андреа, – и даже немножко говорю.

– Превосходно! – с радостью воскликнула дофина. – Это как нельзя лучше соответствует моим планам.

Андреа не осмелилась спросить у августейшей гостьи, что это за планы, хотя ей очень хотелось узнать их.

Дофина медленно ступала, опершись на руку графини фон Лангерсхаузен. Казалось, у нее подгибаются ноги.

Выйдя из сада, она услыхала голос кардинала де Рогана:

– Господин де Стенвиль, неужели вы намерены говорить с ее королевским высочеством вопреки ее запрету?

– Это необходимо, – решительным тоном ответил губернатор, – и я убежден, что она простит меня.

– По правде сказать, я не знаю, должен ли я…

– Господин де Роган, пропустите нашего губернатора, – приказала дофина, выйдя на открытое пространство, окаймленное зеленой дугой деревьев. – Приблизьтесь, господин де Стенвиль.

Услышав приказ, придворные с поклоном расступились, давая проход родственнику всемогущего министра, который в ту пору правил Францией.

Г-н де Стенвиль оглянулся вокруг, как бы давая понять, что пришел по секретному делу. Мария-Антуанетта догадалась, что губернатор хочет что-то сообщить наедине, но еще до того, как она сделала знак оставить ее одну, все придворные удалились.

– Ваше высочество, депеша из Версаля, – вполголоса доложил де Стенвиль, протягивая дофине письмо, которое он прятал в своей украшенной вышивкой шляпе.

Дофина взяла его и прочла на конверте: «Господину барону де Стенвилю, губернатору Страсбурга».

– Письмо не мне, а вам, сударь, – сказала она. – Распечатайте и, если там есть нечто, что может быть интересно мне, прочтите.

– Письмо действительно адресовано мне, ваше высочество, но видите, здесь в углу есть значок, о котором мы договорились с моим братом господином де Шуазелем и который означает, что письмо предназначено лично вашему высочеству.

– А, действительно, есть крестик, я его не заметила. Давайте.

Дофина вскрыла письмо и прочла:

Решено представить г-жу Дюбарри ко двору, если она отыщет «крестную»[57]. Мы все-таки надеемся, что таковую ей найти не удастся. Но наивернейшим средством предотвратить оное представление было бы скорейшее прибытие ее королевского высочества дофины. Как только ее королевское высочество окажется в Версале, никто не осмелится предлагать столь чудовищную непристойность.

– Прекрасно, – бросила дофина, не только не выказав ни малейшего волнения, но даже сделав вид, будто прочитанное не вызвало у нее никакого интереса.

– Проводить ваше высочество на отдых? – нерешительно осведомилась Андреа.

– Нет, благодарю вас, мадемуазель, – поблагодарила эрцгерцогиня. – На воздухе мне стало лучше. Видите, ко мне вернулись силы, и я вполне хорошо себя чувствую.