Жильбер почувствовал двусмысленность своего положения и пошел вслед за девушкой, собираясь с силами для предстоящей борьбы. Но, как человек предусмотрительный, он прежде проверил два обстоятельства. Во-первых, проходя мимо окна гостиной, он убедился, что м-ль де Таверне еще там. Во-вторых, придя к Николь, удостоверился, что без особого риска сломать себе шею может встать на первую ступеньку лестницы и благополучно спуститься на землю.

По простоте убранства спальня Николь ничем не отличалась от других помещений дома. Это был просто-напросто чердак, стены которого были оклеены серой с зелеными разводами бумагой. Меблировку каморки составляли складная кровать и высокая герань, стоявшая у слухового окна. Кроме того, Андреа отдала Николь громадную коробку, которая служила ей одновременно комодом и столом.

Николь присела на краешек кровати, Жильбер – на угол коробки. Поднимаясь по лестнице, Николь успокоилась. Овладев собой, она почувствовала свою силу. Жильбера же все еще сотрясала дрожь; он никак не мог обрести хладнокровие и чувствовал, как в нем копится гнев, тогда как девушке постепенно удалось его подавить в себе.

Некоторое время Николь молча смотрела на Жильбера; взгляд ее выдавал сильное раздражение.

– Итак, вы любите мадемуазель и, стало быть, обманываете меня? – осведомилась наконец она.

– Кто вам сказал, что я люблю мадемуазель? – в свою очередь спросил Жильбер.

– Так вы же назначили ей свидание!

– Кто вам сказал, что я назначил свидание именно ей?

– К кому же вы шли – там, во флигеле? К чародею, что ли?

– Может быть. Вы же знаете, что я честолюбив.

– Скажите лучше – завистливы.

– Это две стороны одного и того же понятия.

– Давайте не превращать разговор о деле в разговор о понятиях. Вы меня больше не любите, не так ли?

– Нет, не так. Я вас люблю.

– Почему же вы избегаете меня?

– Потому что, встречая меня, вы всякий раз ищете со мной ссоры.

– Вот именно: я ищу ссоры, так как мы больше не встречаемся.

– Вы же знаете, что я всегда дичился людей и стремился к одиночеству.

– Ага, значит, к одиночеству поднимаются по лестнице. Извините, не знала.

По этому пункту Жильбер потерпел поражение.

– Полно, Жильбер, будьте откровенны, если можете, и признайтесь, что вы меня больше не любите. А может, вы любите нас обеих?

– А если это так, что вы скажете? – спросил Жильбер.

– Скажу, что это чудовищно.

– Вовсе нет, это просто ошибка.

– Ошибка вашего сердца?

– Нашего общества. Вам ведь известно, что есть страны, где у каждого мужчины по семь-восемь жен.

– Но они же не христиане! – нетерпеливо отозвалась Николь.

– Они философы, – надменно парировал Жильбер.

– Стало быть, господин философ, вы сочтете правильным, если я последую вашему примеру и заведу себе второго любовника?

– Мне не хотелось бы относиться к вам несправедливо, мучить вас, обуздывать движения вашего сердца… Святая свобода выражается прежде всего в свободе выбора. Смените предмет своей любви, Николь, я не стану принуждать вас к верности – по-моему, она несвойственна человеку.

– Вот видите! – вскричала Николь. – Вы меня не любите!

Жильбер был сильным спорщиком – и не потому, что блистал логикой: просто его ум отличался парадоксальностью. И потом, он знал хотя и мало, но все же больше Николь. Девушка читала лишь то, что казалось ей забавным, а Жильбер, кроме этого, читал еще то, что казалось ему полезным. Поэтому, пока длился их спор, Жильбер постепенно обретал хладнокровие, тогда как Николь его теряла.

– У вас хорошая память, господин философ? – с иронической улыбкой поинтересовалась Николь.

– Иногда, – отвечал Жильбер.