Ни шороха, ни звука, ни лучика света во всём доме, кроме комнаты чужеземца. Жильбер присмотрелся, прислушался, но, ничего не увидев и не услышав, снова взялся за лестницу, на этот раз убежденный, что его подвело зрение, ибо сердце билось слишком часто и видение скорее было вызвано, выражаясь научно, секундной утратой способности видеть, нежели представляло собою результат использования этой способности.

Едва он прислонил к стене лестницу и поставил ногу на первую ступеньку, как дверь у Бальзамо отворилась и оттуда вышла Андреа, которая стала в потемках бесшумно спускаться вниз, словно ведомая и поддерживаемая какой-то сверхъестественной силой. Оказавшись таким образом на нижней площадке, Андреа прошла подле Жильбера и коснулась его в темноте своей одеждой, после чего продолжала путь.

Г-н де Таверне уснул, Ла Бри тоже лег, Николь была в другом крыле, дверь к Бальзамо закрыта – ничто не предвещало для молодого человека никаких неприятностей. Он сделал нечеловеческое усилие и двинулся следом за Андреа. Девушка прошла прихожую и вступила в гостиную. Жильбер шел за нею; сердце его разрывалось. Дверь в гостиную была открыта; он остановился. Андреа уселась на табурет, стоявший перед клавесином, на котором все еще горела свеча.

Жильбер вонзил ногти себе в грудь. Полчаса назад на этом самом месте он поцеловал платье и руку этой женщины, и она не рассердилась; здесь он питал надежды, был счастлив! Разумеется, снисходительность девушки проистекала от ее внутренней развращенности, о которой он читал в романах, составлявших основу библиотеки барона, а может быть, от некоего помутнения рассудка, какие описываются в физиологических трактатах.

– Ладно же! – бормотал он, мечась от одной из этих мыслей к другой. – Если так, то я, как любой на моем месте, воспользуюсь ее развращенностью или заставлю служить мне внезапную игру ее рассудка. И раз этот ангел выбрасывает на ветер одежды своей невинности, то пусть и мне достанется хотя бы несколько лоскутков.

Итак, решение было принято, и Жильбер бросился в гостиную. Но не успел он переступить порог, как из темноты появилась чья-то рука и крепко схватила его за локоть. Жильбер в испуге обернулся; ему показалось, что сердце сейчас выскочит у него из груди.

– Ну, на сей раз я поймала тебя, бесстыдник! – послышался разъяренный шепот. – Попробуй скажи теперь, что ты не назначаешь ей свидания, что ты ее не любишь!

У Жильбера не хватило сил даже на то, чтобы вырвать свою руку из цепкой хватки. Однако на самом деле хватка эта была не такая уж мощная: страшные тиски были лишь девичьей ручкой. Жильбера взяла в плен Николь Леге.

– Позвольте, что вам нужно? – раздраженно, но тихо спросил он.

– Так ты хочешь, чтобы я громко сказала, на что это похоже? – во весь голос осведомилась Николь.

– Да нет, я хочу, чтобы ты замолчала, – сквозь зубы ответил Жильбер и потащил девушку в прихожую.

– Ладно, тогда иди за мной.

Именно к этому Жильбер и стремился: следуя за Николь, он удалялся от Андреа.

– Будь по-вашему, иду, – отозвался он.

Он и в самом деле шел за Николь, которая, приведя его в цветник, закрыла за собой дверь.

– Но ведь мадемуазель скоро придет к себе в спальню и позовет вас, чтобы вы помогли ей лечь, а вас не будет на месте, – проговорил Жильбер.

– Если вы думаете, что сейчас меня это волнует, вы глубоко ошибаетесь. Что мне за дело – позовет она меня или нет! Мне нужно с вами поговорить.

– Быть может, вы лучше скажете мне завтра все, что хотите сказать. Мадемуазель строга, и вы это знаете.

– О да, ведь это я советую ей быть построже, и особенно со мной!