Не быть «наёмным рабочим», а самому создавать работу для других людей, причём работу интересную и нужную, основанную на новых, перспективных идеях. Идей этих у Юры было несколько, причём одна перспективнее другой. И Верина роль в их реализации оказалась на удивление осязаемой. Было это связано с возможностями российской стороны, которая могла дополнить американскую как в вопросах инвестиций, так и в освоении никем пока не занятой ниши рынка.

Прорабатывать концепцию они принялись тут же и занимались этим всё время между осмотрами достопримечательностей и приёмами пищи. Взаимопонимание, наступившее между ними, было настолько полным, а темп синтеза мыслей и обработки информации настолько похожим, что в этих беседах они незаметно, но неминуемо оказались наедине друг с другом. Близкие махнули на них рукой и занялись чем-то своим, предоставив Юре с Верой разговаривать на своём языке.

Идеи, высказываемые Юрой, были настолько увлекательны, просты в решении и очевидны, что буквально тут же захватили всё Верино существо. Это было подобно вспышке факела, вмиг осветившей новым, неведомым светом её сознание.

Да и само сознание начало меняться. Произошло что-то странное: с появлением в её жизни Юры жизнь больше не могла продолжаться так, как прежде. Все попытки вернуться в то состояние психологического комфорта и счастливой уверенности в правильности своего пути, в котором она находилась совсем ещё недавно, оказывались неудачными. Порой, когда ненадолго отступала эйфория, Вере начинало казаться, что её разум отравлен Юриным мировоззрением, его личностью, его вулканической, завораживающей энергией.

Стоило ли следовать за ним? И куда вёл этот путь? Был ли это её путь? Или же Юра в одночасье перенёс её к некоему распутью своей, а вовсе не её жизни, в то время как ей следовало брести до собственного распутья ещё много лет, в результате чего она, может, и не дошла бы до этой точки или дошла бы до какой-то иной? Ответа она не знала. Как не знал и Первый Человек, вкусивший от яблока познания: покидая рай, он не ведал, что ждёт его там, куда он уходил. Кто знает, может, и боялся он чего, но уже не в силах был противостоять сладостному действию отравленного плода, открывшего ему путь в новую жизнь.

Несмотря на то, что приготовленный Юрой ужин был феерическим, у Веры почти не было аппетита. От дороги, горячего душа и вина кружилась голова, и в ней по-броуновски мельтешили обрывки мыслей.

Вера наблюдала за Юриными движениями, слушала его речь, и в сердце её вливалось благостное чувство: ей казалось что она добралась, наконец, до дома, причем вовсе не чужого, а своего, и что вот он – отдых после бесконечно долгой дороги. Вслед за пространственными стали стираться и временные границы: сколько она находилась в этом кресле? Час? День? Полжизни? Дольше ли, чем ждала этого момента?

– Да ты совсем устала, – донеслось до неё откуда-то издалека. – А я тебя всё мучаю.

Вера открыла глаза: видимо, она стала засыпать, и Юра это заметил.

– Пойдём, я тебе покажу твою комнату. Тебе надо ложиться. Да и мне тоже.

Они прошли через холл и оказались в полутёмной комнате. Почти всю её занимала огромная кровать, оставлявшая лишь узкие проходы вдоль стен.

– Так, я забыл постелить белье, – сообщил Юра. – Постой здесь, я сейчас приду.

Через минуту он вернулся со стопкой постельного белья. Узкий проход между стеной и кроватью не позволял свободно разойтись. Вера вынуждена была прижаться к стене, чтобы пропустить Юру. Он прошёл совсем вплотную, создав своим движением лёгкий ветер, и принялся ловкими и быстрыми движениями застилать постель. Вере её наблюдательная позиция вдруг показалась неловкой. Может, имеет смысл выйти в коридор? Глупости. Конечно же нет: мужчина застилает ей постель, а она тут стоит сложа руки, а если она выйдет в коридор, будет совсем нехорошо.