Коул вернул взгляд на площадку, где сидел Кристофер, когда в воздух поднялся гул голосов, сливавшийся в низкий ритмичный рёв, словно вой диких зверей. Толпа на трибунах забилась в истерическом восторге: каждый зритель был готов отдать последнее, лишь бы увидеть, как чужая жизнь угасает на их глазах. Бой без правил – главная изюминка ночи, и все ждали начала с нетерпением, словно хищники, готовые впиться зубами в добычу.

– Леди и джентльмены! – провозгласил мужской голос, растягивая слова, смакуя каждую букву, словно знал, что от этого зависит их жажда крови.

Гул на мгновение сменился мёртвой тишиной, когда на возвышение вышел Глашатай. Его голос разнёсся по арене, разрезая тишину:

– Сегодня нас ждёт особый бой! Без правил! Без жалости! До последнего вздоха!

Толпа взревела в ответ, и звук был оглушительным, как лавина, обрушившаяся с горы. Глашатай жестом приказал привести бойцов. Ворота арены с тяжёлым скрежетом раскрылись, и наружу вывели пятерых мужчин. Их глаза блестели от напряжения и страха, руки крепко сжимали оружие, схваченное в последний момент.

– Бой начинается на счёт три! – раздался голос Глашатая.

И в тот момент, когда последнее слово сорвалось с его губ, арена взорвалась движением.

Коул отвернулся от бойцов, которые начали расходиться по сторонам, ожидая, когда начнётся главное зрелище этого дня. Он поднял голову вверх, осматривая зрителей, заполнивших арену до отказа. Одни стояли, другие сидели на узких деревянных скамьях, нависая над ареной, как стервятники. Они громко переговаривались, делали ставки, размахивали кулаками и срывали голос в криках, выкрикивая имена своих фаворитов. Внизу, среди толпы, стояли и те, кто был здесь впервые, – их лица были бледными, глаза расширены от ужаса и любопытства. А те, кто бывал здесь не раз, ждали с хищной усмешкой. На арене не было места для слабых – только выжившие могли насладиться этим зрелищем.

– Ты как? – к Коулу прикоснулся Ливий, привлекая его внимание. – Только не говори, что тебе опять станет плохо.

– Надеюсь, что не станет, – ответил он.

Парни прижались к стене, у которой сидели. И если бы кто-нибудь из охраны присмотрелся, то смог бы заметить троих парней, прячущихся поодаль от ворот, через которые выходили бойцы.

Мимо прошли несколько мужчин, переговариваясь между собой, пока на арене не прогремели голоса:

– Халк! Халк! Халк!

Толпа начала скандировать имя одного из бойцов – фаворита этого вечера.

Мужчина стоял в стороне, опираясь на стену, и ждал своей очереди. Его тело было покрыто шрамами, кожа загрубела от бесконечных сражений. В руках он держал биту, на конце которой виднелись ржавые и грязные вбитые гвозди. Глаза Халка блестели, в них читалась решимость: сегодня он не будет тем, кто ляжет лицом в песок.

А в другом конце арены трое бойцов нервно переговаривались, кидая друг на друга настороженные взгляды. Один из них, худощавый мужчина, сжимал в ладони нечто похожее на мачете, как будто это было продолжение его самого. Насколько помнил Коул, его звали Бен. Мужик не умел драться в открытую, зато был силён в подлых ударах в спину.

Ещё один, массивный бородач, держал в руках натянутую цепь, которую он поворачивал и разворачивал, словно подготавливая её к бою. В его глазах горел яростный огонь, и он не отвёл взгляда от ворот, откуда должны были выйти последние участники.

Толпа вдруг взорвалась ревом, когда из ворот вывели еще одного бойца – широкого, как гора. Он держал в руке длинный черенок секиры, которая тащилась по земле, создавая скрежет. Каждый его шаг сопровождался гулким эхом, отдающимся в грудных клетках зрителей. Люди, казалось, чувствовали силу этого мужчины, и его имя заглушило все остальные: