У обоих пограничников форма была грязной и местами порванной, но висевшие за плечами винтовки были в хорошем состоянии, свидетельствующем о заботе и уходе за ними.

Сергей сорвал с немецкой куртки погоны, знаки отличия армии Вермахта, и кокарду с пилотки.

– А то еще пристрелит здесь, в лесу, какой-нибудь красноармеец, – грустно пошутил он.

Пограничники промолчали.

* * *

Так и не уснув до утра, Михаил услышал, как во дворе забегали. Кто-то громко ругался. «Это Китлинг, – понял Михаил. – Наверное, Сергею побег удался, раз такой переполох».

Наконец к ним в избу постучали. Боде проснулся.

– Что за черт?! Поспать не дадут! – недовольно рявкнул он, потягиваясь.

– Что такое, Райнер? – спросил его Михаил.

– Сейчас узнаем, – ответил майор, открывая дверью. На пороге стоял Китлинг.

– Герр майор, часовой пропал.

– А пленные на месте?

– Так точно. Сарай заперт на замок.

– А-а, черт. Пленных расстрелять, и все село перевернуть, но найти этого часового.

– Слушаюсь, – Китлинг козырнул и вышел.

Немного погодя послышались автоматные очереди. Боде и Михаил умылись и сели завтракать, но тут опять пришел Китлинг.

– Герр майор, нашли тело часового в кустах за сараем. Кто-то ударил его ножом и забрал автомат и одежду.

– Согнать местное население на площадь! Немедленно!

Михаил и Боде вышли из избы и отправились на центральную площадь села, откуда доносился детский и женский плач.

Местные жители толпились на площади, окруженные солдатами. Среди них преобладали старики, старухи и женщины с маленькими детьми.

Те, кто помоложе успели покинуть село до прихода немцев. Правда, далеко они не ушли, а прятались в ближайших лесах. В дальнейшем люди возвращались в свои деревни и села, так как по приказу оккупационных властей лица, обнаруженные в лесах, считались партизанами и подлежали немедленному уничтожению. Немцы проводили специальные операции, прочесывая лесные массивы по выявлению и уничтожению партизан.

Майор Боде обратился к населению, согнанному на площадь. Он предоставил людям десять минут для выдачи убийц немецкого солдата. Михаил переводил слова майора на русский язык. Толпа молча выслушала требование немцев, не понимая, кто мог убить солдата, если кругом одни женщины, малолетние дети, старики и старухи. Наконец вперед выступил сухонький старичок с седой бородкой.

– Дозвольте сказать, пан офицер, так что никто вашего солдата не трогал. У нас тут одни старики да ребятишки малые. А чужих никого не было здесь.

Михаил переводил майору с этого польско-украинского диалекта, который он сумел разобрать.

Боде приказал Китлингу расстрелять каждого десятого взрослого жителя села.

Обер-лейтенант скомандовал, и солдаты принялись выталкивать из толпы стариков, женщин, старух, отсчитывая каждого десятого.

Детей при этом разлучали с матерями. Поднялся громкий плач и крики разлучаемых, но немцы, раздавая удары направо и налево, отделили обреченных на смерть от основной толпы. Затем раздались автоматные очереди. Люди в ужасе замолчали, не веря глазам своим, как родные падают, сраженные выстрелами.

Майор Боде громко объявил, что так будет со всеми, поднявшими руку на немецкого солдата. Михаил переводил машинально, понимая, как просто расстреляли мирных людей за убийство солдата, к которому они были не причастны.

Расстрелы больных и медперсонала он не видел, и вдруг прямо на его глазах… И тут его пронзила мысль, что воюет он не на той стороне, где должен.

– Теперь, Михаэль, мы можем ехать в Ковель, – сказал ему майор Боде. – Вы слышите меня, Михаэль? Что с вами?

– Все в порядке, Райнер. Просто первый раз вижу такое.