Рассматривание прохожих за витриной моей парикмахерской надоело нам обоим.

– Есть комментарии по поводу печального открытия? – прервавшийся разговор всегда продолжал Гордей.

– Ну… Если рассуждать… Может быть, это автоматом произошло… Ведь посуди сам, только ночью у нас происходит обмен гормонами, а утром нам не до этого совсем. Надо заставить себя раскрыть глаза и подняться. – Моя теория казалась оправдательной. – Что ты по этому вопросу думаешь? – Я взъерошил рукой волосы на голове Гордея. – Ох и крупная же она у тебя и дынеобразная.

Тот склонил голову набок.

– Старые мы уже. Климакс начался.

– Он только у женщин бывает, – парировал я.

– Загляни в интернет и кликни.

– Что тебе дался этот интернет? Ты меня который раз уже туда посылаешь! – Я пнул друга ногой. – Наталья! – тут же заорал я как ужаленный. По-другому нельзя, иначе Наталья не отзовется.

– Чавошеньки? Там снежок мелкий сыплет. Так мило вокруг. Чистенько. Как кровать застелили постельным бельем с мороза, – отозвалась Наталья, неся с собой свежесть морозного воздуха.

Как удивительно правильно сказала женщина. Именно такое я ощущал в детстве, когда застилала постель мама. Именно ощущение морозной свежести, потому что белье было с мороза, с улицы. Белье современных хозяек совсем не такое. Порой нужно бежать от запаха свежевыстиранного белья, чтобы не заполучить приступ аллергического кашля.

– Когда тебе грозит климакс? – задал ей вопрос.

Та опешила. Голову втянула в плечи, как будто на нее замахнулись.

– Тебя мой возраст интересует? Так посмотри в договоре, – Наталья со злостью сдернула с кресла покрывало для клиентов и, скомкав, привычным уже броском закинула его в корзину для использованного белья.

– Зачем ты так? Это же интимная тема! – зашипел на меня Гордей.

– Ты мне ее и предложил… – огрызнулся я.

Наталья, надумав что-то, повернулась лицом ко мне.

– Ты сегодня ненормальный! То тебя еда паучья интересует, то климакс женский. Кстати! Он не только бывает женским, есть и мужской. Это я для общего вашего развития вам рассказываю. Начинается он у вас после сорока двух лет, может и раньше начаться. Помолодел нынче климакс-то! – Наталья расправила плечи, стала красивей от злости на нас, подняла руки и собрала волосы у зеркала в так называемый хвост.

Пришлось отметить про себя, что фигура у нее неплохая, и грудь больше средней, и локотки розовые и не шелушатся совсем, как у некоторых.

– Да ты что? Серьезно? Без шуток?

– Конечно. Вещь это серьезная. Кто таким шутит!

– И… И как, как это проявляется? Как вот я, например, могу понять, что он у меня уже начался? – Я действительно был удивлен, изумлен, огорошен.

Двое – это уже коллектив, и шутками это не пахнет. Наталья, чувствуя свою значимость в сложившейся ситуации, села в кресло, положила ногу на ногу. Пришлось отметить, что и колени у нее, и ноги красивые.

– Начинается это с того, что мужчинам мерещатся пауки и всякая нечисть.

Теперь с моей руки в корзину полетело скомканное полотенце. В женщину не смог бросить. Гордей в таких ситуациях исчезал. Не то чтобы в полном смысле этого слова, а становился невидимым и неслышимым. Мог отсутствовать, присутствуя. Немой наблюдатель, так сказать. В таких случаях от него что-то исходило, что заставляло людей разыгрывать целые действия перед ним. Смотрит Гордей на происходящее и звука не издает, не шелохнется. Возможно, даже и не дышит.

– Ты в интернете почитай, – уже миролюбиво советует Наталья.

– Да что вы все меня в него посылаете! Как ругательство уже звучит! – жалуюсь я. – Все! За работу! Сейчас приедет сами знаете кто. Напоминаю! Никаких лишних вопросов, телодвижений и взглядов из-за спины. Они в зеркало все видят. Следят даже за этим. Никаких телефонных разговоров. Отключитесь… Не перепутайте сорта кофе, если попросит. Чай тоже! Я даже на банках написал, какой для кого.