Я посмотрел на Гордея. Голова у него стояла ровно, брови сведены, глаза чуть приоткрыты. Он созерцал и слушал.
– Ты, конечно, лишний… Товарищ наверняка не любит лишних глаз, когда он в неглиже!
– Ты мне обещал его показать! То есть ее, – запротестовал Гордей.
– Никаких «то есть»! Сейчас она – «он»…
«Он» уже входил. Я мгновенно перевоплотился в «оно» и пошел навстречу.
– Как вам снег? Добрый день!
– День прекрасен. Надеюсь, все разовое? Я на стерильном карантине. – Звезда засмеялась неестественным смехом. Надо отметить, что слово «звезда» лучше воспринимать в кавычках, так как «оно» ею не является, но зазвездилось на всю Москву основательно. Звезда сменила пол, женский на мужской.
– Понимаю. Это подвиг! – серьезно изрек я заранее заготовленную фразу и слегка склонил голову.
Звезда перестала смеяться. Внимательно на меня посмотрела. Сменила веселость на серьезность. Посмотрела на себя в зеркало. Осталась довольной своим отображением. Поманила меня пальцем. Я поспешил приблизиться. Звезда собственноручно подтянула меня еще ближе.
– Подвиг… Вы так правильно это сказали. Я начинаю успокаиваться.
Звезда вела себя так, словно была на вручении «Оскара». Села в кресло. Совсем по-женски запрокинула голову и произнесла:
– Под мальчика. Так, как вы меня представляете. Надеюсь, вы думали над моим образом?
Подражая образу поручика Ржевского, я снова склонил голову. Звезде понравилось. Я дал ей снова понять, что она герой нашего времени. Я действительно много думал перед тем, как назначить время и день встречи с ней. Ее мужчина, человек заоблачного состояния и такого же положения, прислал мне много ее фотографий, где она, звезда, была еще не звезда. Много рассказывал о первой их встрече. Вот его слова: «Передо мной стоял маленький принц. В его облике было собрано все, что только я мог себе нафантазировать. Она и женских тряпок не признавала. Мама ее жаловалась… Хутор маленький совсем. Все друг друга знают. Высмеивали как мать, так и дочку».
Вспомнив это, я с душевной горечью принялся за работу. Люблю свою работу. Пусть я обслуживаю замысловатых людей. Но и мои прически также можно назвать этим словом. В таком случае где я возьму среди нормальных людей клиентов на мою замысловатость?! Да еще чтобы за нее платили! Да еще такие деньги!
– Ваши слова пролили на меня луч света. Как мне хорошо возле вас. Вы необыкновенный.
После этих слов звезды нельзя ставить знак восклицания. Звезда произносила их подавленным голосом, но искренне.
– Знаю, что совершила грех. Потерять мужа из-за его пристрастия было бы нелепо. Никогда не ощущала себя девочкой. У меня не было отца. Мой муж мне и друг, и отец.
Чтобы хоть как-то остановить накал ее эмоций, который обязательно бы привел к слезам, а может, и истерике, я ответил:
– Что стоят слова?! Другое дело – ваш поступок! Вы его совершили!
В зеркале отразились огромные глаза, наполнявшиеся слезами, лицо треугольником, как у лисички.
– Вы необыкновенный…
Расстояние от кресла клиента до нашей зоны отдыха приличное, и наши откровенные разговоры вполголоса не долетали до ушей Натальи и Гордея. Мне так казалось.
– На какой длине волос остановимся? – Рука моя оттянула зажатые между двумя пальцами волосы клиента в сторону.
Лисичка в зеркале скосила глаза к своему плечу, и из уголков глаз потекли слезы. Одна по щеке, другая к носу.
Мое сердце забилось от щемящей жалости к существу, сидящему в кресле.
– Наталья!
Та выглянула из своего закутка. Жестами дала понять, что не знает, какой чай или кофе предпочтет клиент. Он был в нашей парикмахерской впервые. Женщина всегда останется ею, даже в такой двусмысленной ситуации, в которой сейчас находилась звезда. Потому клиент заметил замешательство Натальи.