Мои мысли прервал тихий, почти незаметный шорох. Я оглянулся, но коридор был пуст. «Сквозняк?» – мелькнула мысль, но ощущение тревоги усилилось. Я привык к таким моментам – когда кажется, что кто-то наблюдает за тобой. Это чувство преследовало меня с тех пор, как я взялся за это дело.

Я прошёл дальше, попал в центральный зал академии. На первый взгляд, всё было спокойно. Студенты сновали туда-сюда, кто-то смеялся, кто-то увлечённо обсуждал свои проекты. Но я знал, что за этим фасадом всегда скрыта другая реальность. Многие из этих молодых людей могли быть связаны с тем, что поглотило Серафину.

Я подошёл к стойке ресепшена. Девушка, которая там сидела, больше не обращала на меня внимания. Её взгляд был устремлён в экран компьютера, она явно ждала, когда я наконец уйду.

«Интересно, знает ли она больше, чем показывает?» – мелькнула мысль, но я решил не тратить на неё время. Эти люди редко хотят что-то сказать, особенно таким, как я.

– Галерея, – сказал я вслух, вспоминая одну из записей. Там говорилось о выставках, о месте, где были выставлены последние работы Серафины.

Это был следующий шаг в поиске ответов.

Я вышел из академии, чувствуя на себе влажный ветер. Город снова погружался в серые сумерки, и тени становились всё длиннее. Ответы были там, в этих тенях. И я был готов их искать.

***

Я проверил адрес ещё раз, сверившись с заметками, и, глубоко вздохнув, направился к двери. Галерея была моим следующим шагом. Именно здесь я надеялся найти тех, кто мог поведать о Серафине Блустон больше, чем её безупречный публичный образ. Что-то должно было выйти на свет – больше, чем сухие записи в её биографии. Солнце пробивалось через высокие окна, заливая помещение мягким светом, и в этом свете мелькали пылинки, создавая иллюзию покоя.

Галерея выглядела безмятежно: блестящие деревянные полы, картины в идеальных рамках, приглушённые голоса посетителей. Но за этой внешней тишиной скрывалось напряжение, едва уловимое, но ощутимое – смесь амбиций, скрытых интриг и искусства, всегда связанного с элитой Веридиана.

Мадам Эванжелин Дюбуá была воплощением грации. Серебряные волосы, аккуратно собранные на затылке, взгляд светлых глаз – всё это выдавало годы, проведённые в мире, где каждый шаг был продуман. Она знала, как выживать в этом городе, как лавировать среди социальных течений. Войдя в галерею, я сразу понял, что наш разговор будет не просто беседой. Это был танец – она и я, каждый в своей роли. Я – детектив, она – галеристка.

Подойдя к Эванжелин, я сразу перешёл к делу, не теряя времени на формальности.

– Серафина Блустон, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. Я знал, что каждое слово должно быть точным, каждое движение – осмысленным. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах на мгновение мелькнуло напряжение. Едва заметное, но я его уловил.

– О, да, Серафина, – произнесла она плавно, как будто это имя возвращало её к чему-то далёкому. Её голос был мягким, но в нём сквозило что-то… осторожное. Она сделала паузу, внимательно осматривая меня, затем добавила: – Талантливая девушка, но… – она сдержала улыбку, вращая бокал в руках, – возможно, слишком дерзкая. Вы знаете, мистер Корбин, некоторые не умеют вовремя остановиться.

– Что вы имеете в виду? – Я чуть наклонился вперёд, давая понять, что мне действительно интересно услышать её ответ. Я не хотел давить, но и давать ей скрываться за общими фразами тоже не собирался.

Эванжелин отставила бокал и, окинув зал быстрым взглядом, понизила голос. Теперь её слова были предназначены только для меня.

– Её работы… были необычными, мрачными. В них было что-то тревожащее, – её глаза встретились с моими, и я увидел, как в её взгляде промелькнула тень беспокойства. – Некоторые находили их пугающими.