Тамара Сергеевна тогда долго возмущалась:

– Что это за полигон такой! В наше время письма ребенок не может даже отправить! Я пойду к начальству, я им все выскажу!

Но потом как-то свыклась и никуда жаловаться не пошла.

Надя с Владиком на руках уселась за стол. Тамара Сергеевна налила в маленькие рюмочки вина. За окном бухнул взрыв от брошенного каким-то торопливым мальчишкой взрывпакета. Успокоившийся было Владик, вновь зарыдал, а в сердце Надежды опять что-то екнуло, и неприятный холодок побежал по спине.

Бронетехника Н-ской бригады, наконец, вышла к железнодорожному вокзалу. Один батальон мотострелков и танки поддержки выкатились на привокзальную площадь. Второй батальон, растянувшись гусеницей, остановился на улице Рабочей. Где-то в городе уже слышались выстрелы – это вступил в бой самарский полк.

– Ваш приказ выполнен, вокзал в наших руках, – доложил Санин по рации командующему.

Полковник был горд, что его бронегруппа первая справилась с поставленной задачей, а остальные части и соединения еще топчутся на месте.

– Выставляйте посты! – приказал он начальнику штаба. – Будем ждать, когда подтянутся соседи.

Голос Санина был спокоен, он так и не сумел ни просчитать человеческой логикой, ни почувствовать инстинктом зверя хоть какое-то предстоящее движение противника.

Сразу после слов комбрига полыхнул поминальным огнем первый танк. Привокзальная площадь моментально превратилась в огненный мешок, в котором, как спичечные коробки, вспыхивали бронированные машины.

Командир взвода армии Ичкерии Аслан Джавхаев, положив гранатомет на плечо, сидел в подъезде пятиэтажки на улице Рабочей и смотрел через прицел на ближайший к нему БМП. Джавхаев не дослужил в Советской армии до дембеля полгода. Заехавший в воинскую часть дядя просто забрал его домой, и никто не стал искать дезертира из почти отделившейся республики. Время было веселое, и человеку с ружьем везде была открыта широкая дорога. Аслан поспешил вступить в одно из вооруженных формирований, а попросту, банду. Они ездили по республике на нескольких машинах и, угрожая автоматами, обирали тех русских, которые были побогаче. Но над такой привольной жизнью вскоре нависла опасность, и банда поспешила влиться в Ичкерийскую армию.

На привокзальной площади послышались первые взрывы, и Джавхаев поспешил нажать на спусковой крючок. Выпущенная им кумулятивная граната прожгла борт ближайшей БМП и разорвалась внутри.

– Горим, товарищ прапорщик! – крикнул Касаткин.

– Сам вижу, что горим, – отозвался Ситников, до которого, впрочем, не совсем еще дошла непоправимость случившегося. – Немедленно всем покинуть БМП! – приказал он после секундной задержки.

Большие люки в задней части боевой машины распахнулись, и отделение солдат начало выскакивать наружу. Иван прыгнул в неизвестность, но не успел сделать и трех шагов, как его настигла длинная автоматная очередь. Шесть пуль, одна за другой, на косую прошили его туловище от правого бедра до левого плеча. Он упал лицом на тонкий наст снега, покрывший асфальт, и его еще неостывшая кожа успела растопить непорочные белые снежинки. Касаткин уже не слышал разрывов нарастающего боя, не видел рассыпающихся со свистом метеорным дождем трассирующих пуль, его уже просто не существовало в вакханалии наступающего новогоднего вечера.

– Ты что патроны зря расходуешь! – рыкнул Джавхаев на стрелявшего рядом молодого чеченца. – Смотри, как надо! – крикнул он, поднимая свой автомат. – Два, два, три, три, – принялся коротко отсчитывать Аслан.

Из ствола его автомата как по заказу короткими очередями вылетало по две или три пули.