Колонна бронетехники медленно выдвинулась на окраину города, но даже командир бригады пока толком не знал, какой район Грозного предстоит им занять. Лишь, когда бронегруппа миновала окраины города, по радио был получен приказ захватить железнодорожный вокзал.

– Щас я вас быстренько к нему выведу, – сказал начальник связи майор Агрипенко, находившийся в штабной машине управления.

Майор родился и долгое время служил в Грозном и теперь выполнял роль проводника. Но через десять минут оптимизм Агрипенко начал улетучиваться.

– Что за черт, – комментировал он перегородивший улицу завал из бетонных блоков. – Щас выведу, все равно выведу, – бубнил себе под нос майор. − Поворачивай вправо, а затем налево, – кричал он в рацию, передавая приказы головному танку.

Но на следующей улице их ждал новый сюрприз из сгоревших КамАЗов.

– Майор! – поднял на подчиненного голос Санин. – Что мы тут петляем как зайцы! Я уже полчаса назад должен был доложить командующему, что ж/д вокзал нами занят.

– Щас. Щас, выйдем мы к вокзалу, не переживайте. Откуда мне было знать, что они тут баррикад понастроят.

– Да, лейтенант на головной машине по карте и указателям быстрее дорогу найдет! – не вытерпел оправданий майора полковник.

– Надо бы связаться с правым и левым флангом, – беспокойно посоветовал начальник штаба. – Не оторвались ли мы от них?

– Ну так вызывайте самарцев! И тех, кто у нас справа!

– Волгоградцев?

– Да, волгоградцев. Выполняйте, Агрипенко, не надо раздумывать! – приказал комбриг.

Агрипенко недовольный, что его заставляют заниматься двумя делами сразу, начал выкрикивать в эфир позывные соседей. Командир бригады припал к окуляру перископа, выдвинутого из штабной БМП. Вдоль улицы тянулись однотипные корпуса панельных девятиэтажек, затем показалась кирпичная пятиэтажка. Полковник не чувствовал ничего враждебного в этом городе. Обыкновенный советский город с булочными и парикмахерскими на первых этажах зданий, со своими заводами, фабриками и институтами. Даже свой каменный или бронзовый Ильич должен был тут где-то стоять на постаменте у здания местного республиканского исполкома. Только окна, зашторенные окна, смутили Санина и отсутствие людей, полное отсутствие людей в полумиллионном городе. Он не знал, что из многих окон и подъездов на его танки и БМП направлены прицелы автоматов, снайперских винтовок и гранатометов. Полковник сейчас желал лишь одного: поскорей занять вокзал, выставить посты и встретить так бурно начинающийся Новый год.

Майору никак не удавалось установить связь с соседями, рация издавала бестолковую трескотню, и вдруг сквозь помехи прорезался четкий гортанный голос:

– Я одинокий волк! Я одинокий волк! Добро пожаловать в ад!

Маленький Владик, спавший в кроватке, громко вскрикнул. У Надежды от неожиданного детского крика что-то будто оборвалось в груди и сердце бешено застучало.

– Не надо плакать, мой маленький, – взяв сына на руки, успокоительно засюсюкала Надя. – А-а-а. А-а-а, Владик, Владик, засыпай.

Во рту малыша тут же оказалась соска, но она не спасла положения. Малец выплюнул ее и опять захныкал.

– Надя! Хватит его убаюкивать! – крикнула из кухни Тамара Сергеевна.

– Мама, но он же не доспал.

– Я сказала, хватит! Сейчас сядем обедать, будем Старый год провожать.

– Так рано еще, только темнеть начинает.

– Ничего, главное, что не поздно!

После отъезда Ивана на учения семья Касаткиных жила только одним желанием, чтобы он поскорей вернулся или хотя бы прислал весточку. Первое и единственное пока письмо пришло из Моздока в первых числах декабря. В нем он сообщал, что бригада выезжает на полигон, где будут проходить учения, и просил о нем не беспокоиться. В конце была приписка, что писать больше пока не будет, потому что с полигона невозможно отправлять письма, и расскажет обо всем при встрече.