– Да как вы только смеете?!

– Свое «вы» ты распродал по частям всем, кому только мог. Таковых, могу заметить, было немало: каждый из твоих начальников, любовниц, совершенно любой человек, который представлял для тебя хоть какую-то выгоду. Ты с радостью продавался всем им. Теперь ты пытаешься подсунуть мне остатки своего «ты», думая, что я какой-то идиот. Нечего тебе мне предложить, а более того, из всех, с кем я имел дело за последнее время, ты предлагаешь мне самое пустое, а наглость твоя переплевывает многих до тебя!

– Я требую от вас компенсации за ваши слова, вы не имеете право оскорблять меня! Вы не лучше меня, я требую почтения!

– Ad absurdum! Ты мне изрядно надоел, не смей больше говорить ни слова в моей адрес. Я, знаешь-ли, чертовски раздражителен.

После этих слов мужчина поспешил удалиться из зала, слова его повисли в воздухе, перепугав всех завсегдатаев тем, что казались они чересчур правдивыми. Чиновник встал со своего стула, покачиваясь с ноги на ногу, надел свой старый плащ, из кармана которого выпала бумажка, залпом допил бокал вина и потерял сознание. К нему быстро подбежала уборщица, усадила его обратно и начала обдавать воздухом. На упавшей бумажке отчетливо виднелся небрежно написанный текст: «Если вы решили ко мне обратиться, значит есть у вас на то свои причины. Я, как бы это смешно ни звучало, коллекционирую человеческие души. Интересуют меня души, которые подобны бурлящему морю, которые раздираются амбициями и противоречиями. Души, чьи заботы выходят за пределы собственного «я». Души, в которых благородство уживается с жестокостью, любовь с ненавистью, гордыня с гордостью. Оценку я произвожу сам, вам достаточно просто явиться на место встречи, если ваша душа мне будет неинтересна, то прошу не пытаться меня переубедить или «вразумить». До скорой встречи.»

Уборщица не стала разглядывать это полотно текста, бумажка была смята и выкинута. Чиновника поспешили доставить в больницу, местные зеваки хотело было доложить жандармам на мужчину во фраке, но совершенно не смогли вспомнить ни одной его приметной черты.

Вернемся к нашему загадочному покупателю. Через каких-то полчаса он уже бродил в одиночестве на другом краю города, его одолевали досада и печаль. Уже не в первый раз его посещает одна и та же мысль: «Все, чем я тут занимаюсь – полная бессмыслица. Уже много лет я бьюсь в стену, в которую бьется любой коллекционер. Обладатели самых ценных экспонатов ни за что не за хотят с ними расставаться, их может одолевать печаль, тяга к смерти, но своей душой они дорожат и не станут скидывать ее, таким промышляют только черви, как этот недавний. В конце концов, человек большого ума понимает, что платой за его душу будет лишение его этой самой души. Отдав душу мне, он лишится всего, что его мучает и радует. Дни его будут наполнены серостью и скукой, в них не будет ни печали, ни восторга. Не согласятся на такое люди, понимающие ценность вещей. Такие души не для продажи. Какой все это бред, однако! Надо бы найти себе другое занятие.».

Человек приходит и уходит в одиночестве, единственный его незримый спутник – душа. Ее сложно назвать другом – она причиняет сплошные проблемы, мы вынуждены тащить ее за собой, потакая ее прихотям. Желание забыться и скинуть с себя свой крест есть не что иное, как проявление малодушия. Как бы ни было тяжело тащить за собой этот груз, сколько бы боли другим людям ты ни причинял из-за него, в конечном итоге никто больше не будет способен разбавить твое одиночество.

Я убежден, что видел это своими глазами, а точнее, что это в них отражалось. Среди всеобщей темноты разобрать такое было достаточно сложно, но я упорен и наблюдателен – таким уж меня слепили. Ближе к делу: идя по привычной моей подошве каменной укладке, я стал слышать странные звуки, походившие на сдержанные возгласы недовольства. Я было подумал, что наступил на какую-нибудь крысу, но с другой стороны, любой человек, хоть раз наступавший на бедное хвостатое животное, возразит мне, что оно мягче каменной плитки, и что я бы непременно почувствовал это основанием своих ног – он был бы прав в своем утверждении. Отбросив возможность случайного наступления на грызуна, я лениво размышлял о природе этого звука. Говоря откровенно, я бы и вовсе забыл про этот случай, не повторись он точь-в-точь несколькими минутами позднее. Опять тот же самый звук, тот же приглушенный не то хрип, не то стон, который невозможно спутать с чем-то другим.