Все молчали и переглядывались. Грамотных не находилось.

– Дядя Аким! – крикнул вдруг Захар на весь затихший двор.

И сразу несколько голосов подхватило:

– Верно! Правильно! Аким! Грамотный он! Аким, выходи!

– Ну, ну, выходи, коли грамотный! – крикнул Хлопуша.

Захар изо всех сил прочищал Акиму дорогу к крыльцу и локтями и рогульками. Рабочие расступались, с удивлением оглядываясь на Акима. Он был совсем не такой, как всегда. Глаза сразу больше стали, хотя он будто никого и не видел. И не сутулился вовсе, точно ростом выше стал.

Хлопуша подал ему лист и велел взойти на крыльцо.

Аким перекрестился, взял лист обеими руками и поднял вверх. Лист дрожал у него будто на сильном ветру.

Первые слова он произнес совсем тихо.

Его сейчас же прервали:

– Не слыхать! Громче!

– Сами не горланьте, черти! – звонко крикнул Захар. Разве вас перекричишь, дьяволы!

– Ишь, бойкий мальчонка! – сказал со смехом кудрявый Илья, стоявший рядом с Хлопушей. – А ты чего ж это в ожерелке? Али кусаешься?

Захар сердито отвернулся.

– Тихо вы там! – крикнул Хлопуша. – А ты шибче читай, обернулся он к Акиму.

На площади затихло.

Аким оглядел толпу и начал опять вдруг окрепшим голосом, так вразумительно, точно он сам писал этот указ:

– «Самодержавного императора Петра Федоровича всероссийского».

Он приостановился и еще раз обвел толпу взглядом.

«Сей мой имянной указ в Воскресенский завод и всему миру мое имянное повеление».

– Нам, стало быть! – крикнул кто-то.

– «Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне, вашему государю, верно и неизменно, до капли крови, и исполните мое повеление. Исправьте вы мне, великому государю, два мартила и с бонбами и скорым поспешением мне представьте…»

– Стой! – прервал Хлопуша. – Это про два мартила на другой завод писано. Ваш завод большой, вы и больше представить можете. Готовые-то есть у вас? А? – обратился он к Беспалову.

– Как не быть, – торопливо ответил Беспалов. – Все предоставим государю-батюшке. Три мортиры есть…

– Две порченые, не годящие! – крикнул из толпы чей-то голос.

Беспалов повернул голову и сердито посмотрел в сторону говорившего. Но сейчас же повернулся гладкой стороной лица к Хлопуше и спокойно проговорил:

– Верно сказывает мастер. И сам я объяснить хотел. Две мортиры не исправны. А только для батюшки-царя мы их в исправность привести можем. Да гаубицы две из работы вышли.

– Ну ладно, – сказал Хлопуша. – Которые исправлены, с собой заберем, а иные тотчас исправить надобно. Батюшке-царю оружье требуется. Коли усердно работать станете, государь вас пожалует. Читай дальше указ.

– «И за то будете жалованы, – начал опять Аким, крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем, и хлебом, и провиантом, и свинцом, и порохом, и вечною вольностью».

При последних словах он сильно повысил голос.

В ответ со всех концов закричали:

– Вольные! Слава господу! Дожили! Спаси господи царя-батюшку!

Крики еще усилились, сливаясь в радостный гул.

– Да тише вы, оглашенные! – заорал, наконец, Хлопуша. – Указ батюшки-царя не дослушали. Читай!

Во дворе немного стихло. Аким, еще повысив голос, начал читать торопясь, как что-то лишнее, о чем не стоит и говорить:

«А ежели вы моему указу противитца будете, то в скорости восчувствовати на себе праведный мой гнев. Власти всевышнего создателя и гнева моего избегнуть не можете. Никто вас от сильныя нашея руки защищать не может.

Великий государь Петр Третий всероссийский»! – опять громко выкрикнул Аким.

– Слышали? – крикнул Хлопуша. – Будете государю служить?