Только что он подошел к конторе и стал всходить на крыльцо, как навстречу ему отворилась дверь и вышел Беспалов с караваем хлеба и солонкой сверху. Расправив на груди широкую бороду, он в пояс поклонился Хлопуше, протянул ему хлеб-соль и, поворачиваясь к нему гладкой стороной лица, заговорил тонким и ласковым голосом:

– Просим милости на наш завод.

– Ты кто такой? – спросил Хлопуша. – Хозяин, что ли?

– Приказчик! Старший приказчик! Разноглазый! – закричали из толпы.

– Так. Приказчиком я здесь, – перебил Беспалов, униженно кланяясь. Хлопуша махнул на толпу, чтоб дала говорить. – Только от меня, – продолжал Беспалов, – работным людям обиды не было. Пусть кто скажет, бил ли я кого, ругался ли. Хозяйскую волю сполнял, правда. Дело блюл. За порядком, конечно. А чтобы в рыло или в зубы – того не было…

Хлопуша повернул голову к толпе.

– Лиса, ведомо! – раздались крики. – Хозяйский угодник! Одно слово – разноглазый! Туда ж его! Чего на него глядеть! Вели голову рубить!

Беспалов поворачивался во все стороны. Он злобно оглядывался на рабочих и сейчас же прижимал руки к груди и умильно взглядывал ясным глазом на Хлопушу.

– Дьявол он! Руби голову! Всех их туда же! – не унимались крики.

Вдруг Хлопуша махнул рукой и крикнул:

– Тихо! Вам бы всех порубить! Сказано работать будет ваш завод. Кто ж делом править станет? Думаете, гулять будете? Как же! Работать надо. На царя-батюшку, на Петра Федоровича ноне работать будете. Императора Петра ІІІ завод ваш теперь.

Рабочие сразу замолчали, переглядываясь.

Беспалов сейчас же подхватил:

– Мы для батюшки-государя радостью рады. Давно прослышали… Ждали…

– То-то и солдат припасли, пушки тоже, – усмехнулся Хлопуша.

В толпе послышался смех и возгласы: «Врет он все! Поркой-то он же с управителем командовал!»

Но Хлопуша опять махнул.

– Хозяйская то воля, – быстро заговорил Беспалов, не глядя на рабочих и униженно кланяясь Хлопуше. – Управитель, тот, правда, всё одно что хозяин, – прибавил он, взглянув на безголовый труп, валявшийся неподалеку. – А мы что ж – люди подневольные. Что прикажут, то и делаем.

– Ну, ладно. Будешь верой-правдой служить, оружие государю справлять, и тебя батюшка-царь пожалует… – сказал Хлопуша.

Беспалов облегченно перевел дух.

– А нет, – продолжал Хлопуша, – на себя пеняй. Видел, что с ослушниками царевыми… У нас расправа коротка… Покуда будешь ты за управителя.

В задних рядах заворчали, но никто не решился громко крикнуть.

Беспалов низко поклонился и хотел что-то сказать, но Хлопуша нетерпеливо мотнул головой, поднял руку и заговорил так зычно, что услышали в самых дальних концах площади.

– Слухайте, что я вам сказывать буду!

Толпа затихла.

– Про государя-батюшку слыхали?

– Слыхали – раздались голоса.

– Где нам знать? – перебивали другие.

– Тихо! – крикнул он. – Милостивый господь возвращает ноне родительский престол Петру Федоровичу. Бояре его свели за то, что он крестьянам волю дать хотел. Катеринку посадили. Одиннадцать годов государь-батюшка странствовал, а ноне объявился. И вновь крестьянам и работным людям волю дает.

Толпа задвигалась.

– Слава Христе! Храни его господь! – раздались выкрики. – Дождались! Воля, стало быть!

Многие снимали шапки и крестились.

– Слухайте! – крикнул Хлопуша. – Многие к государю приклонились: казаки, башкирцы, заводы тоже – Авзянский, Каноникольский! Сказывайте: ваш как завод? Будете государю верой-правдой служить?

– Хотим под государя! Верой-правдой! Головами! Присягу примем! – раздались дружные крики. – К присяге веди!

– Попа разыщите, – сказал Хлопуша, – а я вам покуда указ батюшки нашего государя Петра Федоровича прочту. Да нет. Из ваших пущай кто прочтет. Грамотные-то есть у вас?