Гром, что ли? Аким поднял голову. Небо все такое же светлое. Солнца не видно, но и туч грозовых тоже нет. Не должно быть грома. А хорошо, кабы грянула гроза, сильная, с ливнем. Отложить бы пришлось порку. До него бы, может быть, и не дошел черед.

Но тут Власов опять скомандовал:

– Начинай!

Розги засвистели, а мужики оказались на этот раз такие голосистые, что за их воплями и криками ничего больше не слышно было.

И вдруг… что такое? Топот где-то близко, выстрелы…один, другой, пальба целая… Что же это? За их поселком будто стреляют, у передних ворот.

Сторожа так и застыли с розгами в руках.

Управитель на помосте замахал руками.

– Стой! Ни с места! То, видно, злодеи напали! Защищайте завод!.. Оружие раздать заводским!.. Капрал! к воротам веди солдат… Не пускайте ту сволочь!

Управитель еще что-то кричал, но его никто не слушал. Теперь уж ясно слышно было, что стреляют у передних ворот. Вот в ворота заколотили, кричат чего-то. А выстрелов больше не слышно.

Зато площадь вся сразу взбаламутилась. Сторожа побросали розги. Власов куда-то пропал. Ряды все смешались. Рабочие разбегались в разные стороны. Бабы подняли визг, бросились к толпе у скамей, развязывали мужьям руки, поднимали со скамей привязанных.

На помосте тоже все метались, соскакивали на землю, убегали. Вдруг что-то затрещало, и весь помост рухнул. Опрокинулись и раскатились бочки, трещали, ломаясь, доски. Батюшка не успел во-время соскочить с помоста, и теперь, охая и со страхом озираясь, выбирался из-под обломков, обрывая о гвозди рясу. Креста у него в руках уже не было, – верно, обронил, хватаясь за доски.

В одну минуту площадь будто вымело. Точно ураган по ней пронесся, оставив перевернутые скамьи развороченный помост, оброненные шапки, платки.

Все разбежались, точно за ними волки гнались. Аким тоже побежал туда, к передним воротам, где гремели гулкие удары, куда помчались солдаты, рабочие.

Скорей туда! Вот она, воля, пришла! Надо скорее растолковать рабочим, что это от самого царя посланный, волю им несет.

Но его сразу же затолкали. Чуть в землю носом не ткнулся. Руки-то у него связаны были, а ноги с ночи не отошли. Но тут как раз подскочил к нему Захар.

– Стой, стой, дяденька Аким! Сейчас развяжу.

Захар торопливо возился за спиной Акима и руками и зубами дергал опояиску. Так затянулась проклятая, что никак было не сладить.

Наконец распутал; Аким вытянул затекшие руки и, держась за плечо Захара, опять побежал к мостику через канал.

Да что ж это такое? Снова топот, только сзади. От плотины как будто.

Аким остановился, не добежав до мостика, оглянулся.

Из-за мастерских, от плотины, где вторые заводские ворота, мчится целая туча всадников.

Башкирцы!

Лошаденки маленькие, мохнатые, шапки тоже мохнатые, острые. Сами черные, косоглазые. За плечами лук. Пригнулись к седлам, визжат. И как это они ворвались на завод? Ворота же все на запоре.

– Дяденька Аким! Гляди, гляди! И наш с ними! С деревяшкой!

В переднем ряду, выставив вперед деревяшку, держась за гриву, неловко скакал бродяга.

Заметив Акима, он придержал лошадь, отстал от башкирцев и крикнул:

– Чего ж не пускают на завод дурни ваши? Сам царский полковник к вам.

– А ты-то как же с башкирцами проскочил? – спросил Аким.

– Прямой напорется, кривой пройдет, – засмеялся тот. – Сторож у меня тут знакомый. Беги скорей, Аким, полковник-то разозлится, коли охотой не пустят. В иных местах с хлебом-солью встречают… А мы покуда, до него, попользуемся! – крикнул он со смехом и поскакал следом за башкирцами через мостик к рабочему поселку.

Аким с Захаром побежали за ним. На мосту было пусто, как и на площади. Но в поселке по опустевшему порядку скакали башкирцы.