Но думать об этом не стоило. Ни сейчас, ни когда-либо позже...
И она солгала:
– Так я и сделаю, когда буду знать больше.
Ночью Ханна то и дело поднималась с постели, выглядывая в окно: может, правда, просто сбежать, гадала она. Ночь – защитница беглецов. И пусть королева Елизавета бродяг на дорогах велела вылавливать и сечь розгами – рискнуть, наверное, стоило...
Или нет?
В конце концов, Ханна уснула уже на рассвете, а, проснувшись, в панике поняла, что солнце уже высоко, и это ее последний день с сестрами.
– Добрый день, соня-засоня! – улыбнулась ей Лили, увидев сестру. – А мы собираемся. – Она продемонстрировала холщовую сумку, в которую в тот самый момент укладывала самолично пошитую куклу. – Грейс сказала, тебя не будить, дать выспаться. На столе для тебя бутерброд! – указала она. – Мы позавтракали давно.
– Спасибо, Лили.
Сама Ханна сумку не собирала: какие личные вещи у той, что продает себя в рабство? Лишь для вида покидала в нее какие-то порошки, да настойку из бересклета. И когда пришел Кетсби, три сестры сразу же вышли и последовали за ним к пансиону миссис Палмер близ Сити. Там Ханна простилась с Лили и Грейс... Служанка, встретившая их на пороге, завела девочек внутрь, а Ханна с разрывавшимся от тоски сердцем так и глядела на захлопнувшуюся за ними дверь.
– Пора, – тронул ее за рукав Кетсби. – Время не ждет.
И они направились вдоль по набережной к Вестминстеру. Там, свернув в переулок, Ханна различила повозку и двух мужчин в простых куртках чернорабочих... Они ждали их, так как Кетсби, молча кивнув, сразу же спросил Ханну:
– Браслет на тебе? – И схватил ее руку. Браслет был на Ханне, и он удивился: – Что, ни разу не обращалась? Я мог бы поклясться, что такая девица, как ты, хоть разок, да пошла против правил.
Ханна могла бы солгать, что он ошибался на ее счет, но сказала, как есть:
– Я обращалась и знаю, как это делается.
Мужчина весело хохотнул:
– Так и знал, что ты та еще штучка. – И одному из парней: – Эй, Гарри, тащи-ка кусачки! Мисс Уэллс не такая простушка, какой представляется.
Названный Гарри в два счета перекусил серебряный обруч у нее на руке и сплюнул на землю. Глядел он на Ханну неласково, и этим ясно продемонстрировал свое отношение к перевертышам... Что ж, ей не впервой терпеть подобное отношение! Королева, быть может, и сделала послабления перевертышам после раскрытия заговора своего фаворита, но люди от этого не смягчились. Год мало что значит в подобных делах...
– А теперь, милая, обращайся – и в клетку, – велел Кетсби. – Сама понимаешь, так велят правила!
– Прямо здесь? – побледнела враз девушка.
– Прямо здесь, – подтвердил Кетсби. – А ты думала, где? Кстати, кто ты? – будто помнился он. – Надеюсь, «хоромы» тебе подойдут? – И он указал на железную клетку, стоявшую на повозке.
Все трое осклабились, не отводя от нее насмешливых глаз.
– Я – волчица, – чуть слышно ответила Ханна. И тут же представила, как рвет горло одному из мужчин...
Сделать это было б так просто, но...
Она перекинулась и, ощерив острые зубы, так что мужчины отступили к стене, вспрыгнула на повозку и зашла в клетку. Опасливо, торопливо те захлопнули дверцу и навесили крепкий замок...
– Сука зубастая, – процедил себе под нос тот, что сплюнул при виде нее.
А другой прикрыл клетку брезентом. Повозка тронулась, выезжая из переулка...
3. Глава 3
В первый раз Ханна сняла «королевский браслет» по любви. Хотела угодить человеку, небезразличному ей... Тогда дела в лавке шли хорошо, и родители принимали к ним подмастерьев, этот был одним из таких. Говорливый, веселый, он, особенно не стараясь, очаровал пятнадцатилетнюю девушку, внимавшую каждому его слову. А слов о несправедливости к перевертышам было особенно много в речах красноречивого Леланда... Он исподволь ругал королеву и заявлял, что подчиняться закону – все равно что поддерживать рабство, в которым их держат браслетами и самим отношением людей к ним. Призывал избавляться от пут и тем самым бороться с произволом властей...