Так-с, с чего начать…
Мыслей была уйма: вот, например – лён пожирает блоха…
Да чёрт с ним, с этим льном!
Надо записать парню на бумаге, чтобы заучил, как изъясняться при встрече с сотником, ещё нужно отправить нарочного к железной дороге и передать письмо в Петербург. Если всё сложится верно, то Лодыгин изготовит нужную вольтову батарею, и человек из грядущего покажет в деле ту тёмную стеклянную пластинку, от которой он ждёт столь многого.
Хозяин усмехнулся, он вспомнил, как при любых серьёзных вопросах Андрей так смешно поминутно выхватывает свою странную штуковину и вертит её в руках. Потом охает и убирает обратно в карман.
Ах ты, совсем забыл… документы!
У Андрея, действительно, никаких бумаг при себе нет, нет и паспорта. И одежда его чудная, для местного времени совершенно никудышная. Его любой становой – да что там становой! – любой сотник или десятник остановит и…
И тут же – в холодную. А там допрос, послушают его нелепицы, да и в острогу. Или в богадельню, или, что ещё хуже, в губернский сумасшедший дом.
Надо подумать, как с этим быть.
А ещё этот удивительный Андрей с восхищением говорил про второго человека, попавшего сюда, про какого-то Василия. Отыскать бы его первым, пока не схватили недобрые люди. Может, из него выйдет больший толк…
Александр Николаевич присел к письменному секретеру, вынул из ящика свой дневник, покрутил в руках, потом отложил в сторону и, решительно достав чистую бумагу, чернила, перо, начал писать письмо.
Закончив, он быстро пробежал глазами исписанный лист, аккуратно сложил его и запечатал в письменный конверт.
На плотном жёлтом штемпелёванном конверте с двуглавым орлом появились красивые буквы, написанные каллиграфическим почерком:
Санкт-Петербург. Практический технологический институт. Господину Александру Николаевичу Лодыгину.
А. Н. Энгельгардт.
Чтобы письмо не затерялось в земском отделении Дорогобужского уезда и дошло до адресата как можно скорее, Александр Николаевич. вручил его Сидору и велел отвезти на почтовую станцию.
– Отправишь письмо оттуда, – сказал он услужливому парню. – Вот тебе десять копеек. Коня возьми саврасого. И давай пошевеливайся.
Железнодорожная почта работала аккуратно, и Энгельгардт был уверен, что не далее, чем через десять дней Лодыгин получит его письмо.
Отдав конверт Сидору, хозяин вернулся в кабинет, открыл дневник и записал:
16 июня 1872 года отправлено письмо г. Лодыгину. 10 коп Сидору.
Учусь писать заново
Немного вздремнув после обеда, я проснулся в отличном настроении…
С Александром Николаевичем я стал уже чуть ли не на «ты»! А сколько водки мы выпили с ним вместе!
Он просто красавчик-барин! Оправдал всё, что я о нём читал. Ко мне отнёсся с пониманием и полным радушием, обещал, что не оставит и во всем поможет.
Однако предупредил, что пока ни с кем чужим я не должен общаться и без него мне никуда ходить не следует. Короче все в ажуре. Но самое страшное это документы.
Говорит:
– Бумаг при тебе, Андрей, никаких нет. Кто ты и откуда взялся, объяснить очень нелегко. Да и не всякий как я, поверит твоим словам. А посему можешь угодить в неприятности. Мне ты можешь доверять, я постараюсь и с документами тебе подсобить. Но это не враз делается, не вдруг. Сам понимать должен.
Я понимал и не спорил. Просто ждал и пытался угадать, как и что дальше со мной будет. Проснувшись и вдоволь повалявшись в кровати, я, однако, быстро соскучился и отправился искать своего гостеприимного хозяина.
Он был в своём кабинете, когда я, после стука, слегка приотворил дверь.
– Не помешаю? – начал я и замер на месте, едва не вскрикнув.