Однажды поздней осенью он, как всегда, лежал на полу поверх сложенного пополам ватного одеяла, служившего ему ковриком, и проводил задержку дыхания. Вдруг он заметил, как его тело стало постепенно исчезать. Точнее, исчезало не тело, а ощущение его, и когда тело «исчезло», он оказался в пустоте. Он был в ней один, и был там единственный, и ничего больше не было. Возникла мысль исследовать пустоту на предмет нахождения в ней ещё кого-либо, подобного ему. Он уже направил было мысль свою от себя куда-то вовне, как вдруг раздался сильнейший хлопок или даже взрыв. Таира мгновенно выбросило из достигнутого состояния, и он понял, что за окном шла уличная разборка местных хулиганов с такими же из другого двора. Там кто-то бросил самодельную бомбочку.

«Вот гады», – подумал Таир, и когда шум на улице утих, он принялся за повторение своего опыта. Всё получилось, как и до этого, и даже лучше. Он словно шёл по уже проторённому маршруту. И погружённый в пустоту, едва начал он ощупывать пространство, как опять раздался взрыв, и его снова выбросило из нирваны.

В этот вечер погружение больше ему не удалось. Не удалось и на следующий день и вообще больше никогда. Он долго, почти три месяца ходил нервный, думая о том, что эти проклятые разборки помешали ему ощутить первозданную мудрость вселенной. И почти довёл себя до очень сильной степени нервного истощения, пока однажды, придя после школы домой и завалившись на диван, не выкатился в какую-то полудрёму. Он будто спал, но мысль о мудрости вселенной вдруг начала куриться в его голове, как слабый дымок от разгорающегося костра. Мысль вилась и стала уходить куда-то глубоко, в бескрайность самого Таира, затем подхватила его сознание и, пронеся по какой-то структурированной бесконечности, вытолкнула из сна. Таир вскочил совершенно бодрый, без малейших признаков болезни, и к нему тут же пришло знание того, о чём твердили индийские мудрецы. Он понял, что в нирване, точнее, в одном из её аспектов, нет никакой мудрости, нет никакого знания, нет ничего, что могло бы там быть и что можно было бы придумать. Даже пустота, которую он там ощущал, на самом деле тоже там отсутствовала. И тотчас стало ясно, что нирвана и ей подобные состояния не являются инструментами и для него, Таира, бессмысленны и бесполезны.

В ЭТОТ МОМЕНТ СКОРПИОН ОБНАРУЖИЛ СВОЮ ПЕРВУЮ НОГУ.

В восьмом классе, сразу после новогодних каникул, к ним пришла новенькая. Её звали Лена. Это была невысокая худенькая, стройная, с большими и очень живыми глазами девчонка. Таир в неё сразу безнадёжно и навсегда влюбился. Его любовь была очень странной. Он был до того стеснительным и так скрывал свои чувства, что даже его лучший друг Серёга догадался о его влечении к Ленке случайно, заметив однажды на перемене, когда пацаны в коридоре шутили про одноклассниц и их красоты, как Таир начинал краснеть при любом упоминании её имени.

– Ты чего, Таир, влюбился в Ленку, что ли? – спросил он его, когда пацаны пошли в класс после звонка и их никто не слышал.

– Да ты что, Серёг, очень надо, – ответил Таир, стараясь не смотреть на друга, и скорым шагом направился в кабинет литературы.

– Понятно, – пробормотал друг и тихо вздохнул.

В классе, где учился Таир, все были старше него, и он надолго стал слегка выпавшим из пространства разговоров своих одноклассников о другой, почти уже взрослой для его лет жизни. Старше него почти на год была и Ленка. И в то время как парни из класса уже начинали потихоньку исследовать прелести своих одноклассниц, Таир оставался в глубоком неведении о происходящем вокруг. По сути, он был ребёнок, сознание которого спало сладким сном и не собиралось взрослеть ни за какие коврижки. Он не был, как говорят сегодня, «ботаником» – при пацанах он неплохо ругался матом, умел, но не любил, курить сигареты, мог, если требовалось, подраться и, в принципе, был своим по всем параметрам стайки одноклассников. Но в то же время его интересовали вещи, которые на ту пору были абсолютно всем без надобности. Он часами зависал в школьной библиотеке, изучая в крохотной читальной комнате энциклопедию Эрмитажа с работами Леонардо да Винчи и Микеланджело, или вдруг увлекался астрономией и подолгу разбирался в различиях между «белым карликом» и «красным гигантом», а однажды целый месяц был полностью погружён в исследование библиотечного фонда по теме Тунгусского метеорита. Надо ли говорить о том, что библиотекарша его просто обожала, и к концу восьмого класса в школьной библиотеке не было, пожалуй, ни одной книги, которую он не прочитал бы или как минимум не ознакомился с её содержанием. Память у него была феноменальная, да к тому же не только зрительная, но и память моторики, когда он, не помня страницы в книге, просто воспроизводил нужное количество движений и книга всегда открывалась там, где нужно. Возможно, благодаря всем этим прочитанным книгам он возводил абсолютно всех женщин в идеал. Идеал такой необыкновенной высоты, что любые думы о чём-то телесно-земном в его понимании женщины были абсолютно неприемлемы. Даже идей на эту тему не возникало. Ну, то есть, он, конечно, замечал и видел безостановочно нарастающую красоту учившихся с ним девчонок, но его отделяло от них всего лишь одно слово – любовь. Без её наличия в его идеальных грёзах и фантазиях иного контакта с женщинами возникнуть и быть не могло никак. Вероятно, поэтому он не замечал томные взгляды других девчонок, кроме той, в которую сам был по уши влюблён.