– Я-то не большую роль сыграл в этом деле. Все разрешил мой дядя Эза. Он много лет состоял в дружеских отношениях с ногайцами, потому и не смогли те пойти против его слова – ответил Кута.

Вечер медленно уходил в ночь, а горцы не могли наговориться. Было им о чем вспомнить. Пусть и не были они еще седобородыми старцами, но с лихвой успели насытиться и горестями и радостями на том непростом жизненном пути, который они выбрали себе сами. Таковы они судьбы кавказцев, как неспокойные бурные реки, срывающиеся с горных скал…

После ночного намаза друзья разошлись по своим комнатам, чтобы дать возможность отдохнуть кабардинцам, которым ранним утром нужно было выдвигаться в путь…

В полночь Кута проснулся от шума, который раздавался со двора. Схватив свой карабин, он медленно подошел к окну. Абрек увидел как во двор заходит несколько всадников, среди них была жена Хапагожа Сююмбике. В этом мгновение к Куте, словно тень подкрался Мисост, также сжимая в своей руке заряженный карабин.

– Кута, что за шум на улице? – спросил кабардинец.

– Я сам не пойму что происходит. Вернулась жена Хапагожа, но я не пойму зачем они приехали среди ночи, да и лошади у них все в пене – ответил Кута, пытаясь еще кого-то высмотреть в окне.

– Надо бы спросить у Хапагожа – взволнованно сказал Мисост.

– Подожди! Если вдруг понадобится наша помощь, Хапагож сам скажет – ответил чеченец. Кута и сам сгорал от нетерпения узнать подробности о происходящем, но горский этикет не позволял ему встревать в семейные дела.

Через некоторое время молодой горец позвал Куту, Мисоста и их друзей Тана и Тембота к Хапагожу. Хапагож был растерян, но гостям старался не показывать свое замешательство.

– Хапагож, как твое состояние? Рана не беспокоит? – спросил Кута.

– Ничего страшного! Жена приехала домой. – Хапагож изо всех сил старался сохранить спокойствие.

– Ну хорошо тогда, если ничего серьезного, но ты не скрывай от нас ничего! – сказал Кута, и соглашаясь с ним одобрительно закивали и его друзья.

Во время их разговора в комнату зашла Сююмбике. Она тепло приветствовала друзей своего мужа:

– Кута, да будет свободным твой приход! Я так счастлива видеть в нашем доме тебя и твоих друзей. Уверена, что вас хорошо приняли, хоть меня не было и дома. – сказала Сююмбике дрожащим голосом, старательно отводя свои покрасневшие от слез глаза.

– И ты приходи свободной, сестра. Хапагож говорил нам, что ты ездила в отчий дом. Как поживают наши родственники? Что нового в ногайской степи? – спросил Кута, отводя свой взгляд от женщины.

– Все хорошо. Наши родители с остальными родственниками поехали на свадьбу к ногайцам, проживающим недалеко от Каспия. Дома никого нет – голос женщины задрожал, и, не выдержав натиска боли, слезы ручьями полились по ее красивым щекам.

– А что случилось? Нужна ли помощь?

– Что случилось? Мы можем чем либо помочь? – спросил Мисост. Никто не ответил. Комнату в миг окутала тишина, которую нарушил Хапагож, обращаясь к своей жене:

– Ладно, они все равно узнают, что уж теперь скрывать, расскажи.

Каждое слово Сююмбике давалось тяжело. Сглотнув тяжелый ком в горле, она поведала свой горький рассказ:

– Из-за того что родители в отъезде, я поехала, чтобы присматривать за домом, точнее за единственным братом. Ему семнадцать лет. Он появился на свет, когда родители уже отчаялись иметь наследника, и был для нашей семьи подарком Всевышнего. Мои отец и мать берегут его как зеницу ока. Они даже с собой на свадьбу его не взяли, оберегая от случайной беды. Это смысл жизни моих родителей, частица их души и долгожданное продолжение их жизни. Они оба не выдержат, если с ним что-то случится – Сююмбике разрыдалась, и, растирая по лицу слезы, продолжила: