Самый Главный поднял на меня взгляд. Недоуменный и неузнавающий. Я подождал, пока система “свой-чужой” сработает наконец с положительным результатом, но взгляд не менялся.

– Лев Львович, – промямлил я, – там это… кабинет, некоторым образом…

Самый Главный мигнул и аккуратно отложил мошонку на край недосмонтированного стола элитных офисных пород.

– В чем дело? – агрессивно осведомился он.

– Ну, кабинет, – сказал я доходчиво. – Теперь у меня где?

– А зачем тебе кабинет? – поинтересовался Самый Главный.

– Работать, – удивился я.

– Работать, – задумчиво и почти мечтательно повторил он. C неожиданным проворством сумоиста поднялся и подошел к широкому светлому окну. – А что ты умеешь делать? – он полуобернулся от окна и нацелил в меня перст с перстнем.

– Колумнист я, – сказал я, ничего не понимая. – Ну… Комментатор. Аналитик.

– Чего-чего? Это самый умный, что ли? Я не нашелся, что ответить.

Личный представитель Лев Львович подождал. Не дождался. Удовлетворенно кивнул сам себе и поманил меня ничтожным гальваническим подергиванием того же перста. Машинально я приблизился.

– Вот посмотри, умник, – произнес Самый Главный задушевно, ткнув универсальным пальцем в еще не дефлорированный свежий стеклопакет с неудаленной защитной пленкой на раме.

То, что происходило – за, снаружи, внизу, вызвало у меня краткий приступ оперативного дежа вю своей идентичностью с виденным минуту назад в кабинете 512. Там было столь же сосредоточенное, стремительное, явно внутренне осмысленное и тотально непостижимое для постороннего перемещение недешево прикинутой в клубно-пиджачную униформу живой силы и лакированной импортной автомобильной техники.

– Вот ОНИ, – наставительно рыкнул Лев Львович, с беспрекословной цепкостью взяв меня за лацкан, – РАБОТАЮТ. И зарабатывают. И платят. В том числе нам. А чтобы они платили еще и тебе, ты должен им доказать, что им это надо. На то, что ты умный, им насрать. Тебя они не знают. И не должны. А вот ты… – он развернул меня на сто восемьдесят градусов и разжал пальцы, – иди. Иди-иди. К ним. И подумай: что ты можешь им предложить? Если придумаешь – возвращайся.

Я пошел. И подумал. И не вернулся.

… Дистиллированный свет раннеосеннего солнца добавил окружающему глянцевитой дорогой рекламности. Помещенное в неподдельно-ганзейский контекст Старого города, оно приобрело убедительную ауру superiority. Романские контрфорсы, картонные стаканчики Coca-Cola, стриженые кусты, сардельки, блондинки, машины, пивные бутылки, коты, шведские туристы, витринные стекла, острый кетчуп, сытые голуби сделались фактурнее и привлекательнее, обзавелись невидимыми, но прочитываемыми ценниками. Их можно было и хотелось купить. Я, однако, был неплатежеспособен.

Отработанным скрытным движением я долил “Московской” из шкалика в кружку горьковатого “Баусского”. Это была уже вторая кружка.

По мощенному рыже-песочной новенькой плиткой рукаву улицы Tirgonu, впадающей в Doma Laukums, средневеково-соборную и капиталистически-жральную сердцевину Риги, в десяти метрах к северо-востоку от мыска моего правого ботинка, проходила демаркационная линия между активом и пассивом.

Активные сапиенсы сходили на правый берег из регулярно причаливающих к тротуару представительских спортивных внедорожников, размещались под навесами и зонтами. Разухабисто прихлебывали доброе ирландское red beer “килкэнни” в пабе “МакШейнс”. Пытливо анатомировали сбрызнутых лимонным соком панцирных моллюсков в рыбном ресторанчике “Два лосося”. Энергично чавкали истекающими жиром печеными колбасками в местном этническом кабаке “Лидо”. Вдумчиво смаковали тончайшие треугольные лепестки пепперони и моццареллы в пиццерии “Синяя птица”. Сладостно тянули слоистые и смешанные “бэ пятьдесят два”, “маргариты” и “уайт зомби” в коктейль-баре “Колонна”.