Первый с догадками выступил Крижжановский. Он убеждённо сказал:

– Вы не удивляйтесь и не расстраивайтесь. Они предъявленное обвинение ещё не раз переквалифицируют, – своё мнение Крижжановский подкреплял многими примерами. Это успокаивало бывшего командира. Он постепенно приобретал силы и уверенность.

– Скорее всего, вас будут мучить вокруг статьи 58 пункт 10. Обвинить честного человека в контрреволюционной агитации и пропаганде легче, – высказывал предположение опытный тюремщик Сидоров.

– Не думаете ли вы, что кому-нибудь дали в зубы, не подозревая, что этот человек окажется сотрудником. Вот вам и террор, – неожиданно для Химича Крижжановский высказал новое предположение.

– Так, а разве осведомитель – тоже вождь? – недоумённо спросил зенитчик и, кусая губы, уже сожалел, что задал вопрос, разглашающий его неосмысленные поступки в прошлом.

– Вот тебе, матушка, и Юрьев день, разве вы не знали об этом?

– Набей морду любому гражданину – дадут два года. Год отсидишь, год простят за прилежное поведение и выпустят на волю. Попробуй избить следователя – дадут восемь лет, а то и расстреляют, – товарищи высказывали самые невероятнейшие суждения, не исключавшие и действительных. Да в нашей стране равенства людей перед законом не существовало.

Активный разговор неожиданно был прерван. В камере появился конвоир и увёл на допрос Крижжановского. Химичу пришла очередь лечь на нары. Зенитчик закрыл глаза и долго думал о курсантских днях, когда он дружил с Лобзовым, когда Лобзов его познакомил с двумя гражданскими парнями, проживавшими на Лазаревской улице.

Жили парни вместе, работали оптиками на Калиматорных мастерских, ремонтировали дальномеры и стереотрубы с кораблей и береговых батарей. Работа в мастерских не подлежала разглашению.

Когда Химичу подсказали товарищи, что за ним шпионит Лобзов, он сказал об этом гражданским товарищам. Они были удивлены и вскоре почувствовали, что Лобзов, вероятно, с ними говорил тем же языком, за что одного из них уже вызывали в спецчасть мастерских и предупредили его за разговоры о служебной деятельности с посторонними. Вскоре вызвали и второго и тоже серьёзно предупредили о разглашении военной тайны, угрожая увольнением.

Химич всё понял, однако просил товарищей не торопиться и продолжать с Лобзовым дружбу, пока не выяснятся все стороны его действия.

В спецчасти Училища зенитной артиллерии делопроизводителем работал друг курсанта Алексея Иванова. От него Иванов узнавал все записи на своих товарищей. Химич был в товарищеских отношениях с Ивановым. И когда однажды Иванов сообщил Химичу, что ему записали в личное дело что, «если их, мальчишек, пошлют в действующую армию на КВЖД, то в первом же бою враг из них сделает пушечное вонючее мясо», – Химич в мгновение оказался потрясённым, ему пришла в голову дерзкая мысль. Он в тот же вечер перемахнул через забор на Лазаревскую улицу к гражданским друзьям.

Товарищи выслушали курсанта Химича, внимательно и быстро переосмыслили все пакости, которые Лобзов успел причинить десяткам невиновных товарищей. Решили через два дня в воскресенье встретиться с Лобзовым за памятником Третьему Бастиону.

В воскресенье после завтрака Химич сообщил Лобзову, что за Третьим Бастионом в балочке его ждут друзья, имея что-то важное сообщить.

Лобзов вышел через южные ворота в приподнятом настроении. За памятником он медленно спустился в балочку, где и встретился с друзьями.

Друзья предложили Лобзову спуститься немного ниже к оврагу, чтобы их никто не видел. Земляк с Лобзовым шёл рядом. Местный житель чуточку отстал, выбрал момент и с максимальной силой ударил Лобзова в правое ухо.