– Ей-ей, арабчонок какой-то. И глаза какие-то страшные у него, – чей-то удивлённый голос слышался издали.

Сдавая Мстибовского в отделение милиции, краснофлотцы объяснили:

– Задержанный интересовался нашими служебными делами.

Когда из отделения милиции позвонили в гостиницу, администратор ответил:

– Мстибовский разрешения на въезд в город не имеет. Его уже разыскивают.

Через сорок минут Янек оказался в севастопольском НКВД. А через два часа за ним захлопнулась дверь семнадцатой камеры.

Севастопольский НКВД радиограммой запросил константиновский НКВД. Поводом послужило показание Янека, что он приехал из Константиновки, где гостил у брата. Радиограмма была краткой: «Кто такой Мстибовский Петер? Мстибовский Янек задержан по подозрению в шпионаже».

Когда начальник константиновского НКВД позвонил секретарю горкома, сообщая, что младший брат Мстибовского задержан в Севастополе за сбором шпионских сведений, секретарь городского комитета партии начал рвать на себе волосы. Он чувствовал, он предвидел всё случившееся. И в ту минуту задумывался, какая его ждёт кара.

Дело в том, что Мстибовские переписывались с родителями, проживавшими в Польше. За переписку Петера с заграницей вопрос уже стоял о пребывании его в партии. Но тогда во время разбора выяснилось, что Мстибовский Петер выполнял свой долг добросовестно. Придраться к нему не могли. Между тем секретарь горкома предлагал уже тогда, и начальник НКВД поддерживал его, исключить Мстибовского из партии и отстранить от должности. Однако тогда большинство членов горкома оказалось не на стороне секретаря. Мстибовского оставили в партии и на должности управляющего.

– А теперь – вот – пожалуйста, меня вправе обвинить в ротозействе и даже покровительстве врагов! – выдёргивая последние волосы, сокрушался на свои просчёты секретарь горкома. Он решил немедленно созвать бюро.

Телефоны зазвонили в два часа ночи. Бюро состоялось в три часа. В течение десяти минут было заслушано сообщение члена бюро, начальника НКВД о задержании младшего Мстибовского и уличении его в шпионаже.

Петер Мстибовский был исключён из партии, уволен с работы, а к утру ему ткнули в нос длинную и узкую бумагу. Произвели обыск и водворили в такую же камеру такой же тюрьмы как севастопольская, где сидел его младший брат Янек. Круг замкнулся. Братья Мстибовские обвинялись в шпионаже в пользу панской Польши.

*****

Иван Пидопрыгора. Сорокалетний украинский мужик. Родился и рос в глухой деревне. За свою жизнь сумел научиться с трудом расписываться. Книг и газет не читал, не умел. Спиртного не переносил. Курить никогда не пробовал. Последние годы он работал в карьере по добыче доломитов в окрестностях Балаклавы, а семья проживала в Белой Церкви.

Осенью 1932 года Иван приехал на заработки, да так и остался, продолжая работать уже шестой год. Всё собирался перевезти семью, но жить было негде. Решил экономить деньги и построить домик на окраине Балаклавы.

Работал он в карьере добросовестно и много, сколько требовали и позволяли физические силы. От директора металлургического завода он знал, что без его породы чугуна домны выплавить не могут, оттого и старался сделать больше и лучше.

Специальность его была одна из тяжелейших. После того как рабочие выломают ломами и кайлами куски породы, он их крупные – руками, мелкие – лопатой наваливал в тачку и вёз по досчатому настилу прямо на железнодорожную платформу.

Когда Химич рассматривал этого человека со стороны, он определял, как за годы непосильного труда руки его удлинились сантиметров на пять и висели, почти доставая колена. Сдвинувшиеся вперёд плечи сжимали впалую грудь. Голова его тоже была низко наклонена, казалось, тонкая шея не выдержит тяжести и уронит на грудь. Химич в лице этого труженика узнавал свою мать. Такую же несчастную, работающую и за себя, и за многих лодырей и дармоедов.