Чиар начинает утолять свой голод, разрастаясь, насыщая свой свет кусками вакуумной пустоты. Но этого ей будет недостаточно, я уверен. Нет, я знаю: тысяча секунд, и она захочет большего – крошек-планет из своего платья орбит. Для начала Меркуцио – да, первая смерть самого ближнего пасынка звезды-режиссёра. Затем Фао. Третьей станет уже мёртвая Семице. И только потом, на закуску уйдут четвёртый, пятый и седьмой миры – Талиго, Вавилон и Вальтура. Останки шестого станут метеоритным гарниром. Как же забавно это звучит: быть съеденным собственным миром.

Я открываю глаза, и ветер открывает передо мной соседнюю дверь, за ней: наполненная разноцветной нежизнью квартира-мир, с единственным живым существом – спящим в клубке синего пледа чёрным котёнком. Икар, ты был прав: мы ищем не себя или прощения, нет. Мы ищем родство. Там, на высоте падения в небо, среди проносящихся мимо комет-яблок я слышал имя: Мартин.

– Мартин!

Котёнок дернул ушком, просыпаясь. И прежде чем ветер с хлопком закрыл передо мною дверь, я, Каин Иерихонский, увидел, как котёнок открыл глаза – разноцветные. Один – полный яркостью сверхновой, другой – тёмный, как плоть чёрной дыры. Глаза моей дочери – Смерти.

Я постучался в дверь…

Часть шестая. Извлечение двоих

История века твоих состраданий…

С. Рипмавен, А. Фаулер. Час двух троек


Небо – полиэтилен

не прочнее ни на йоту.

Можно только на Земле

телом ощутить свободу!

А. Рейбарх. Мы родились от земли


– … ты никогда не вмешиваешься в дела других людей и планет, пока дети не заплачут?

Доктор Кто, 5х02

«Вавилон». Планетарная система Чиар

– Волеон, вот-р, каюс-лог,2 Мартин, – и Каин перешагнул порог квартиры.

– А если бы не впустил?

– Мне достаточно одной только мысли. Приглашение в дом просто формальность.

– Но всё же если бы не было и мысли о том, что ты перейдёшь порог моего дома? Ты бы вошёл? – повторил на иной лад свой вопрос Мартин, ворочаясь в мягкости укрывающего всё его тело, кроме головы, пледа.

Старик задумался.

Один, два, три – набирали скорость лучи восходящего за пределами квартирного мира солнца, наползая стеною света на маленький дом по улице седьмой, где, номером ошибившись или дверью, старик Каин заглянул в квартиру к…

– Вошёл бы, только не в дверь, а, как ты, – в Сеть, —и Каин продемонстрировал мальчишке сияющую диодами вен левую руку-манипулятор.

Абестовый3 свет звезды Чиар, наконец, дополз до точки максимального разгона и, выбив прозрачность стекла дома на седьмой улице, блеснул в алом зрачке Вернувшегося. Дал понять: спеши, волнуйся. Но старик не торопился. Поиски окончились.

– Кто ты? – вопрос, что должен бы стать первым, был произнесён последним (а иные вопросы так и не нашли воплощения в речи в То-самое-Утро), что, впрочем, лучше, чем никогда.

– Я не отвечу. Знай, Мартин, я, как и ты, – Вернувшийся. Но я – не ты. Если назовусь чужим именем, за мной не придёт хозяин этого имени, я сам стану этим человеком. И мой покой – не твоё безделье, – Каин улыбнулся в последний раз за этот вечер, а иные улыбки так и не нашли свое пристанище на лицах в эту вечность, но это не значит, что не было их в душах вечно смеющихся богов Сети.

– Знаю. Но…

– Я нашёл тебя. Я нашёл спустя тысячи секунд, столетий ожидания своей участи в Расальхате, странствия по мирам без ветра и мирам, не имеющим иного состояния, чем ветер. Мартин, я скажу тебе, но не кто я, а кто Ты. Ребёнок-без-родителей, – сама Сеть подсказывала старику нужные слова.

Мартин хотел ответить, хотел кричать, что его мать нашлась, что он получил Имя. Он больше не ребёнок-без-родителей. Но слова имеют вредную привычку в такие моменты застревать в горле, повисать на самом кончике языка, цепляясь абордажными крюками за сам разум и брать на абордаж сознание. Осознание.