Когда он вернулся из Германии с твёрдым намерением выучить ещё и немецкий, девушка, которую он оставил, вышла замуж. Мать сказала, что, скорее всего, она обманула его, чтобы выбиться в люди, пользуясь связями их семьи. Но потом совесть заставила признаться, что отцом ребёнка является тот парень, за которого она вышла замуж. Неожиданно для себя он тяжело пережил эту историю. В Германии он нет-нет да и заглядывался на детские вещи в магазинах. И даже купил пару диковинных тогда в стране комбинезонов. Торжественно пообещав себе никогда не жениться и не верить больше женщинам, он ритуально сжёг комбинезоны в дачном камине и закрыл для себя эту историю.

Мир рушился, границы открывались, а он уезжал, прилетая всё реже и реже и привозя с собой новые рассказы о новых странах. Но теперь не только о блистательных европейских столицах, но и о лагерях беженцев на Ближнем Востоке, о древних храмах в Камбодже, о стоянках бедуинов в пустыне…

И как только он появлялся в городе, собирались, приезжали те, кто по-прежнему называли себя друзьями и приятелями, и слушали его рассказы. Шли годы. Одноклассники и однокурсники взрослели, обзаводились лысинами и животами, потом сединами и морщинами. Женщины, которые его любили и которых он одаривал своим вниманием, блекли, поправлялись, и на их лицах с каждым разом появлялись следы всё более ожесточённых баталий за молодость. Им не о чем было рассказать миру: лишь о заботах, детях и супругах, о злобных начальниках и тупых подчинённых, о скучных семейных выездах на море.

А он был как заговорённый: такой же молодой и подтянутый, с тем же ворохом красивых историй и приключений. Его приезд был камнем, от которого расходились круги в стоячем болоте их существования. И только об одном он не рассказывал никогда. О женщинах.

Возможно, именно это позволяло чувствовать их всех равноудалёнными, не ревновать и не завидовать. Некоторые даже задавались вопросами: а не является ли их друг любителем альтернативной любви?

Но нет, его мужская харизма не давала основания для этих слухов. Женщины по-прежнему влюблялись в него. А он лишь многозначительно улыбался и на все расспросы отвечал, что да, есть, но они решили не афишировать свои отношения.

На самом деле женщин у него было много. В каждой стране, где он оставался более или менее надолго, у него появлялись яркие, красивые женщины, которым он ничего не обещал. Он даже не ставил перед ними выбора. Было заранее понятно, что он не создан для долгих отношений.

Много раз он, уезжая, оставлял их, не вглядываясь в их грустные глаза и не замечая еле сдерживаемых слёз. Унося лишь память о счастливых днях и бурных чувствах. Можно сказать, что он уезжал от женщины к женщине, как только понимал, что рутина уступает место яркости только зарождающихся чувств.

Отец, не выдержав тягот перестройки и обесценивания его мира, умер давно. А мать, мечтавшая о внуках и так и не дождавшаяся их, жила только приездами сына. Когда бы он ни прилетел, его ждала уютная родительская квартира: чистая и пахнущая знакомыми с детства блюдами. Мать старела, и с каждым разом её взгляд при расставании становился всё более и более грустным.

Если раньше она радовалась его поездкам и, показывая фотокарточки знакомым, с гордостью рассказывала о его перемещениях по миру, то от года к году её гордость сменялась надеждой, а потом и отчаянием. Похоже, её мальчик так и не женится и ей не дано испытать счастья увидеть внуков. Теперь фото на смартфоне, подаренном сыном, она показывала только Лие. И её детям, когда они прилетали навестить мать. Для них он был кем-то недосягаемым. Разница в возрасте в десятилетие не дала им возможности приблизиться к нему ближе статуса соседа.