Во второй половине 1920-х годов деревенские жители мало знали о событиях, происходивших за пределами своей волости. Сведения из внешнего мира приносили люди, где-то побывавшие. Газету «Беднота» и журнал «Лапоть» получал только председатель сельсовета В. Осипов. С 1929 года стал выписывать газету мой старший брат Игнат.
Журнал «Лапоть»
В 1927 году коммунист Санька Алексеев установил около дома два высоких столба с протянутой между ними медной проволокой – антенной. В доме у него стоял небольшой ящичек с двумя наушниками, в которых слышалась человеческая речь. Несколько раз нас, мальчишек, пустили послушать передачу.
«Говорит Москва! Слушайте радиостанцию имени Коминтерна!» – раздавалось в наушниках. Это было первое радио в наших краях. До сих пор стоит в Москве на Шаболовке башня инженера Шухова, первая длинноволновая широковещательная радиостанция. Через несколько лет по неизвестной причине Санька застрелился, возможно, из-за принадлежности к троцкистам. В конце двадцатых годов появилось кино. Его привозили на телеге, запряженной хилой лошадкой. Сеансы проводили в школе, за просмотр зрители платили по 10 копеек. Электричество для аппаратуры вырабатывала динамо-машина, которую поочередно крутили два человека. За это они смотрели кино бесплатно. По инициативе и под руководством Афони Горбатого (А. Никандрова) несколько парней организвали постановку пьес. Для спектаклей сначала приспособили конюшню на Красной даче, потом вырубили одну стену в Белой даче и пристроили к ней уродливое помещение на столбах – сцену. Зрительным залом стала большая комната, раньше служившая гостиной. Через некоторое время организаторы охладели к театральному искусству, а дачу местные жители растащили. Кому-то понравилась мраморная ступень крыльца, кому-то планки паркета, кому-то керамические трубы из мелиоративной системы. Книги из Белой дачи вынесли еще раньше не из-за их содержания, прельщали красивые кожаные корешки переплетов.
Стекольный завод увеличивал выпуск продукции, требовалось больше рабочей силы. На работу приезжали люди из других поселков и городов, потянулась на завод молодежь из окрестных деревень. Часть рабочих поселилась в заводских домах, некоторые жили во вновь построенных бараках. Несколько семей разместили в Красной даче. Наиболее сильные и энергичные семьи строили свои дома, заводили подсобное хозяйство – огород, свинью и корову. Появилось в наших краях новое животное – коза. Большинство рабочих семей имели средний достаток. Жили неторопливо, спокойно, без скандалов. Растили детей, ежедневно на заводе отрабатывали смену – восемь часов. Гордились своей профессией, ценили рабочее место и членство в профсоюзе. Членов профсоюза принимали на работу в первую очередь. В одной из дач, недалеко от центра поселка, открыли заводской рабочий клуб. Время от времени в нем выступали приезжие артисты, местная самодеятельность и «синеблузники» – агитбригады. Открылась пивная. Каждую субботу в четырнадцать часов на заводе заканчивалась рабочая неделя и выдавали зарплату. Рабочие, не обремененные семьями, и те, у кого семейные узы были слабоватыми, собирались в пивной.
А в советской пивной так красиво, с бубенцами играет баян.
Пили пиво производства ЛСПО (Ленинградский союз потребительных обществ). Пили много, по шесть–двенадцать бутылок на человека. В трехстах шагах от пивной, в Веселом переулке, бывший борец-профессионал Липонин, человек могучего телосложения, торговал водкой по 40 копеек за бутылку. Подвыпившие посетители пели песни: «Стаканчики граненые упали со стола…», «Кирпичики». Пели все, даже безголосые мужики, в любом состоянии и те, у которых язык уже не ворочался. На другой день хвастались, кто и сколько выпил. По утрам искали, чем поправить больную голову. Постепенно от выпивок в праздники перешли к еженедельным застольям с получки. Население привыкало к пьянству. Сдерживающих факторов не было. Появились признаки алкоголизма. Больше всех в пьянстве отличались рабочие завода Васька Дорофеев и Ванька Бреда. К ним сельчане относились, как к пропащим людям. Однажды на сцене клуба участниками самодеятельности была исполнена частушка: «В понедельник или среду, может быть, и ранее, Дорофеев вызвал Бреду на соревнование…» Присутствующим было понятно о каком соревновании шла речь. Однако ничего не изменилось.