«В течение курса обучения Васильев Георгий приобрел знания и навыки в объеме курса, установленного программами НКП (народный комиссариат просвещения) для школы семилетки по следующим предметам:

Обществоведению.

Родному языку и литературе.

Математике.

Естествознанию.

Химии.

Физике.

Географии.

Немецкому языку.

Труду:

по столярному ремеслу,

на земельном участке.

Изобразительным искусствам – рисованию.

Физкультуре.

За время пребывания в школе обнаружил особую склонность к… – прочерк Настоящее удостоверение выдано Школьным Советом Березайковской школы на основании постановления Совета от 9 числа июня месяца 1930 года. Заведывающий школой Недосекин Секретарь Школьного Совета неразборчиво»

Удостоверение об окончании Г. К. Васильевым курса обучениясемилетней школы в Березайке. 9 июня 1930 г.

После окончания школы каждый пошел своей дорогой. Шурка Лясников уехал в Ленинград к родственникам, учился, проходил срочную службу в войсках НКВД, след его затерялся. Шурка (Александр Евгеньевич) Ефимов по прозвищу Ява всю жизнь служил на Октябрьской железной дороге в разных должностях, дошел до диспетчера службы движения станции Бологое. Во время войны женился на Анне Ивановне Игнатьевой, ак-тивной комсомолке нашей деревни. Детей у них не было. Жили на Крестьянской улице, в собственном доме № 11, в поселке Березайка. Скончался в 1967 году. Николай Боров-ский окончил десятилетку в Бологом, там же работал в советских органах. В последние годы заведовал райсобесом. Умер в середине 1950-х годов. Петя Фомин всю жизнь проработал на стекольном заводе, ныне пенсионер, живет и здравствует в поселке Березайка. Лыкошинские Галя Возняк и Катя Федорова учились в Бологом в школе-десятилетке. В октябре 1991 года я ехал в поезде из Москвы в Березайку. Соседкой по вагону оказалась разговорчивая женщина, которая знала моих соучениц. Во время войны их призвали в армию, служили они в медсанбатах. После войны возвратились в деревню Лыкошино. Привезли с войны по ребенку и несколько чемоданов трофейного барахла. Катя вскоре умерла, а Галя сошла с ума. Это все, что она о них знала.

Окончание семилетки совпало с бурными и тревожными событиями в жизни деревни. В начале 1930 года в Дубровке был организован колхоз имени Сталина, туда вступили мать и отец. Проводилась в жизнь коллективизация деревни. Добровольное объединение крестьян на практике осуществлялось силовыми методами. Обобществлению – переходу в общее пользование – подлежали земля, весь скот, сельскохозяйственный инвентарь, запасы кормов для скота, семена и все постройки, кроме избы и бани.

Одновременно с проведением сплошной коллективизации был выдвинут лозунг о ликвидации кулачества, как класса. Официально под словом «кулак» понимался деревенский эксплуататор, использовавший в своем хозяйстве наемную рабочую силу. Раскулачивали зажиточных и средних крестьян, имевших благодаря упорному изнурительному труду крепкие, преуспевающие хозяйства. Местным органам советской власти предоставлялось право выселять кулаков в районы Дальнего Севера или в Сибирь. У них конфисковывали все средства производства (скот, машины, инвентарь) и передавали колхозам. По железной дороге на Север, в неизвестные края, шли составы товарных вагонов с решетками на окнах и замками на дверях. На поездных площадках дежурили красноармейцы с винтовками. Вывозили раскулаченных. Тех, кто не попадал под категорию «кулака» по имущественному положению, но сопротивлялся вступлению в колхоз или вел разговоры против коллективизации, называли «подкулачник» – человек, «льющий воду на мельницу классового врага». Их тоже раскулачивали и выселяли из деревень. С 1930 по осень 1932 года было раскулачено и выселено 240 757 семей. Сколько трудолюбивых и крепких крестьян покинули деревни и скрылись в городах, никому не известно. Запись в колхоз проходила тяжело, болезненно, вызывала моральные и физические страдания крестьян. Мужик не хотел отдавать свое имущество, нажитое десятилетиями тяжкого труда, неизвестно кому и непонятно зачем. Чтобы заставить крестьянина написать заявление о вступлении в колхоз, каждый вечер в деревнях проводили бесконечные собрания. Уполномоченные представители партийных органов произносили длинные речи, уговаривали крестьян, соблазняли прелестями коллективного труда. Одновременно они угрожали раскулачиванием, лишением избирательных прав. Выбирай, что лучше – жить в своем доме, ничего не имея, или жить в бараке в северных лесах, тоже ничего не имея. Угрозы раскулачить не были пустыми словами. По существовавшим понятиям, кулаков в нашей деревне не было быть не могло