Самым веселым праздником было Вознесение – праздник нашего прихода, так как церковь называлась Вознесенской. В деревню привозили карусель. Она крутилась с утра до вечера под музыку шарманки. Верхом на деревянных лошадках за 5 копеек катались дети и взрослые. Продавали мороженое в виде лепешки, зажатой между двумя вафлями, по 5, 7 и 10 копеек за порцию. Родители покупали семечки подсолнуха, которые честно делили между нами. На каждого приходилось по два-три стакана. Приезжали гости. Отмечали так же, как и другие праздники, – обед, гулянье, пляски и песни под гармонь.
Осенними и зимними вечерами молодежь собиралась поочередно у каждой девушки на беседы (посиделки). Как правило, матери устанавливали дочерям норму – напрясть за вечер два початка (пряжа на веретене, сколько вместится), а остальное время пляши, пой, играй в жмурки. Пряли лен. Плясали «Кадриль», «Барыню» под гармошку или балалайку. Пели песни о пряхе, которая сидит в низенькой светелке, «Златые горы» и обычные частушки на вечную тему про любовь. К девушкам приходили парни даже из соседних деревень, иногда издалека, километров за 7 или 10. Знакомились, влюблялись. Парни из-за девушек иногда ссорились и дрались.
Девушки собирались группами по возрасту. Младших к старшим и старших к младшим не допускали. К полуночи расходились по домам. Парни провожали девушек, по дороге досказывая то, о чем при народе говорить было неудобно. В отношениях между девушками и парнями была относительная свобода, но до известного предела. Грань переступали редко. Внебрачных детей в окрестных деревнях было мало, один-два. От соблазна удерживало сознание греха, опасение за репутацию, боязнь родительского гнева. С дурной славой бесполезно было рассчитывать на замужество. Молва о поведении каждого человека распространялась быстро. Как говорится: «Хорошая слава лежит, а плохая бежит». Молодые ребята всячески избегали ситуаций, при которых можно против желания попасть в отцы. Они знали о законе, по которому на воспитание внебрачных детей судом присуждались алименты. До 18-летия ребенка вычитали одну треть зарплаты, а в деревне треть причитающейся части урожая. Для решения суда было достаточно показаний двух свидетелей. А тем, кто оказывался в подобном положении, оставалось петь на мотив популярной песни «Кирпичики»:
Я хочу рассказать или спеть, как приходится горемычному из зарплаты выписывать треть.
Первым парнем на деревне был гармонист. Где гармонист – там и молодежь. Встречались среди них талантливые музыканты-самоучки, но больше было посредственностей, пиликавших всю жизнь две-три мелодии. Под гармонь пели, плясали, отмечали праздники, провожали в солдаты, справляли свадьбы.
Гармонь, гармонь!
Родимая сторонка!
Поэзия российских деревень!
Балалаечники не пользовались такой широкой популярностью, но и они были нужны. К ним относились бережно, лучше балалайка, чем ничего.
Из революционных праздников рабочие завода торжественно отмечали день 1 Мая – День международной солидарности трудящихся. На площади у заводской школы сколачивали из досок трибуну, собирались люди с красными флагами. В четвертом классе нас водили на митинг. Школьники несли плакат из красной материи с нарисованным бронзовой краской восходящим солнцем и надписью: «И пусть под знаменем науки союз наш крепнет и растет!»
Одноногий Колька Малышев в кожаной куртке с наганом на ремне произносил речь, призывал до конца уничтожить «гидру контрреволюции», дать по морде лорду Керзону и всем дружно бороться за победу мировой революции.
Зимой 1924 года умер Ленин. В классе установили его портрет в черной рамке с надписью «Ленин – вождь мировой революции». Учеников отпустили домой раньше, до окончания занятий. Мы на улице, как обычно, не задерживались, бегом домой в тепло на печь. В вечерних сумерках, в морозном воздухе долго слышались гудки завода и остановивших движение поездов.