– В Ясномире вы считаете их огненными. А здесь… Они черные с огненными перепончатыми лапами и гребнем. Не знаю, откуда пошло их описание, с детства слышал именно это, – пояснил он.

– Никто не видел, но все знают, какие они. Отлично! – произнес я с насмешкой и покачал головой.

– Но откуда–то известно, как они выглядят! Значит, когда–то давно кто–то все же встречал их. Или сам Бафос кому-то рассказал, – заключил врановый и взлетел. – Надо идти. Время не ждет.

– Бафос… Вряд ли ему свойственно болтать о своем мире с кем-то. Он чаще наказами занят…

– Что ты имеешь в виду? – не понял чернокрылый.

Я взглянул на него устало и, тряхнув головой, последовал за ним. Ворон парил немного впереди, указывая мне путь. Ноги уже начинали гудеть. Не проделывал я такие маршруты человеком. Надо бы обратиться ненадолго, иначе скоро свалюсь от усталости.

***

Мы шли по дороге у скалистого берега реки, казалось, уже целую вечность. Пить хотелось чудовищно! Воды ни у меня, ни тем более у ворона с собой не было. А надо было продумать все возникающие потребности. Ладно, все не предусмотреть. Но о воде и хлебе можно же было побеспокоиться? Что случилось с моей головой? Я же всегда умел сохранять спокойствие и мыслить хладнокровно. А сейчас… А сейчас страх за любимую просто-напросто лишил меня разума. Рванул за ней, совершенно не задумываясь, как буду искать?! Где моя хваленая рассудительность?

– У тебя снова глаза светятся. Обращаться рискованно, – выдал Богдан очевидное.

– Мне нужно попить. Как ты можешь столько времени держаться? – удивился я.

– Я утолил жажду, когда ты еще у пещеры стоял, – ответил чернокрылый невозмутимо.

– Что? А мне даже не предложил! – начал беситься я.

– Так откуда же мне было знать? – парировал он и, осматриваясь по сторонам, предложил. – Надо найти лист, чтобы я набрал для тебя воды из реки. Тебе все равно туда не спуститься самому, а появится ли такая возможность дальше – неизвестно.

– Очень благородно, – усмехнулся я и стал оглядывать дерево с крупными круглыми листьями. Заметил один, свернувшийся лодочкой, сорвал его и протянул пернатому. Тот взял его клювом и слетел вниз к реке.

Я подошел в краю обрыва и посмотрел вниз на реку. Врановый покружил над ней и, остановившись у самой кромки, осторожно набрал воды. А затем вернулся обратно.

Я взял в руки своеобразную хрупкую емкость и стал жадно пить такую желанную воду. Она оказалась очень чистой, вкусной и пьянящей. Настроение сразу же улучшилось. Сделав несколько больших глотков, поднял голову к небу и довольно зажмурился. Через пару мгновений протянул листок–лодочку ворону и кивнул на него.

– Пей. Сколько еще нам идти неизвестно, а что ждет впереди и подавно. Вдруг не представится возможности слетать и напиться самому, – стало неудобно перед ним. Я же совершенно не знаю, каково это – жить не в своем теле.

Богдан наклонился и, набрав воды в клюв, поднял голову, чтобы она стекла внутрь. Потом еще и еще раз. Когда закончил, мотнул головой и уставился на меня.

– Спасибо.

– Угу, – кивнул я в ответ и выкинул листок. – Хотел тебя спросить… Каково это – жить в теле птицы?

– Для меня – вполне привычно. Я рождаюсь вороном. И умираю… Честно говоря, я уже плохо помню ощущения, когда был человеком… – мне показалось, что он вздохнул.

– Я не знаю, смог бы я выжить, если бы вдруг меня заперли в медведе… Смог бы сохранить свой разум? А Годана… – я вдруг осекся и замолчал.

– Да знаю я о твоих чувствах. Неужели ты думал, что твой внезапный порыв помочь ей остался незамеченным для меня? Может я на вид и ворон, но душой–то все еще человек! – сказал чернокрылый и, по–моему, засмеялся. Или закашлял. Лучше бы кашлял!